Эпидемии и инфекции не обходили наш край стороной. Как наши предки справлялись с массовыми заболеваниями? «Молодёжка» перелистала страницы архивов.   

В ульяновском областном архиве сохранилась замечательная рекламная листовка, изданная в Санкт-Петербурге в начале XIX века и призывавшая простой народ прививать оспу. «Лёгкие раны ланцетом или иголкой» в бережно поддерживаемую руку дитяти почти не причиняют боли, уверял автор буклета — лейб-медик Яков Кильвейн, известный российский доктор своего времени. Перечисляя все выгоды прививок, он выражал уверенный оптимизм: «Посредством предохранительной оспы можно надеяться, что гибельная и чуме подобная природная оспа совершенно истребится».

Для наглядности текст сопровождали лубочные картинки. «Пагубные действия наносной оспы: уродство, болезни, краткость жизни, смерть» показывают матерей, оплакивающих больных малюток, и безутешное семейство, уносящее детский гроб в сторону утыканного покосившимися крестами кладбища. «Спасительные действия прививной оспы» — напротив, апофеоз сельского счастья: мужик играет на балалайке, а перед ним в кружок танцуют шестеро мальчиков, наверное, его сыновей. Дальше лихо отплясывает пара, видимо, первый парень и девка на деревне, чьи лица хотя и не различимы, но безусловно не искажены навеки оспинами — вечным напоминанием о болезни тем, кто сумел её пережить.

Первая прививка

Оспа стала первой инфекцией, с которой начали бороться при помощи прививок. Первой россиянкой в истории, получившей прививку, стала императрица Екатерина II – в 1730 году от оспы умер юный император Петр II. Государыне привили оспу 12 октября 1768 года, по совпадению или нет, в день рождения злосчастного Петра II, и в память об этом событии отчеканили медаль.  Что же, прививка в те времена была по-настоящему опасным делом. Без дезинфекции, без антисептиков она гарантированно давала весьма высокий процент летальных результатов, и оттого прививка не ставилась. Даже на рубеже XIX-XX столетий симбирские медики жаловались, что волостное и сельское начальство всячески уклоняется от оспопрививания на подведомственной им территории, что провоцирует вспышки эпидемий. Было время, что от оспы погибал каждый восьмой или даже седьмой ребёнок.

И это было привычно и казалось вполне естественным. Так, в 1913 году, отмеченном в соответствующих отчётах как «благополучном в эпидемическом плане», в Симбирской губернии при населении в 2 миллиона человек были официально зафиксированы 6160 случаев брюшного тифа, 5761 случай скарлатины, 1952 случая натуральной оспы, 11347 случаев дифтерии. Смертность от инфекций новорождённых детей в возрасте до 1 года составляла 50-60 %.

«Малярийный год»

В 1871 году в селе Тереньга Сенгилеевского уезда появилась холера. За две недели заболели 36 человек, из них умерла ровно половина – а ещё через две недели в Тереньге, наконец, появился уездный врач, который отписал в Симбирск: «Признаков холерной эпидемии в Тереньге не обнаружено». А в 1866 году, когда холера началась в губернском Симбирске, общество не столько переживало из-за последствий болезни, сколько обсуждало неожиданную смерть губернского врачебного инспектора Василия Евланова — будто бы от кулинарных излишеств. Симбирск тогда отстраивался после пожара в 1864 году, и строительные рабочие принесли болезнь и сами становились её жертвами.

Во всех эпидемиях прошлого, посещавших и задерживавшихся в нашем крае, чётко замечен «человеческий фактор». Так, бурное развитие пароходства на Волге с середины 1840-х годов с массовой вырубкой лесов вдоль реки привело к началу 1860-х годов к значительному обмелению Волги, а с ним появилась малярия, фиксируемая в симбирских пределах с 1861 года. В 1881 году заболеваемость малярией составила 27,5 человека на 1000 жителей Симбирской губернии. В 1884 году она скакнула до 62 человек на 1000 жителей! Самым же «малярийным» в истории Симбирского края стал 1923 год, когда в губернии заболеваемость составила 128,5 человека на 1000 жителей.

Заставляли есть хлорку

Но всё равно самую большую память и славу в памяти народной по себе оставили холерные эпидемии 1830-1831, 1848 и 1892 годов. Первая из них как раз запомнилась жёсткими карантинными мерами, о которых весьма красноречиво писал великий Александр Пушкин, переживший «самоизоляцию» в нижегородском имении Болдино, сравнительно недалеко от симбирских пределов: «Карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний».

Знаменитые холерные бунты вспыхивали и в симбирских пределах, в заволжских Ставропольском и Самарском уездах, где жертвами болезни стали несколько сотен человек. Поселяне хватали лекарей, пытавшихся при помощи хлорки обеззараживать воду в колодцах, и заставляли их есть хлорку, чтобы показать, что это не отрава. «Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями, которых не понимают ни употребляемые на то люди, ни народ», — подводил итог мудрый Александр Сергеевич…

Самой опустошительной стала эпидемия 1848 года. В Российской империи от холеры погибло более 690 тысяч человек. В Симбирской губернии, по официальным данным, заболело 41284 человека, из них умерли 17849 человек. Люди вымирали семьями. Врачи трудились самоотверженно – в их формуляры вносились строки об участии «в подавлении холерной эпидемии», словно бы в некой военной операции. Но, не надеясь на медицину, люди обращали взоры к небу. В 1848 году в Симбирск была впервые была принесена чудотворная Жадовская икона Божьей Матери – и присутствие Девы Марии принесло плоды: холера резко пошла на спад. С тех пор крестные ходы с Жадовской иконой в губернском городе сделались традиционными.

Ермил ЗАДОРИН.