Среди не слишком уважаемых, но общественно необходимых профессий в старину существовало ремесло палача. Заплечных дел мастера существовали наподобие мастеров золотых, портняжных и прочих дел.

Ябеде – первый кнут

«В заплечные мастера из посадских людей велеть выбирать из самых молодших (то есть бедных и неуважаемых) или из гулящих людей (из пьяниц и бродяг), чтобы во всяком городе без палача не было», — наставлял указ государя Алексея Михайловича, которому град Симбирск обязан своим основанием.

В недавно отстроенном Симбирске палачом служил стрелец Ивашка Микитин, получая за труды три рубля годового жалованья. В 1666 году в Симбирске установили дополнительную палаческую ставку: «Велено быть в Симбирске второму палачу, стрельцу Онтошке Фомину».

За сверхурочную работу палачам полагались премиальные. 10 июля 1667 года заплечные мастера Ивашка и Онтошка получили двенадцать копеек «на вино» за то, «что они сего числа пытали воровских казаков, атамана Мартына Кузьмина с товарищами, пять человек». Можно сказать, что решение о второй палаческой ставке было весьма дальновидным, если иметь в виду события осени 1670 года, когда Симбирск осадили войска атамана Степана Разина. После разгрома разинцев, восставших вешали сотнями – и, видимо, под чётким руководством Микитина и Фомина.

На протяжении столетий пытки и казни были неотъемлемой частью уголовных процессов и наказаний за преступления – причём пытали не только обвиняемых, но и свидетелей, и доносчиков, память о чём сохраняется в существующей доныне пословице: «Ябеде – первый кнут». Пытки оправдывались важностью личного признания обвиняемого, в условиях, когда не существовало возможности как-то иначе доказать вину в отсутствие прямых свидетелей преступления – не было ни камер слежения, ни анализов, ни дактилоскопии. Другим аспектом была религиозность – чем больше и сильнее преступник страдал за свои деяния здесь, жестоко пытаемый и казнимый, тем меньше его прошлая вина засчитывалась «там», в будущей жизни.

Дыба, кнут, огонь

Микитин и Фомин пытали людей «с подъёму», вздёргивая их на дыбу с заведёнными за спину руками, при этом суставы в плечах выворачивались, что причиняло сильную боль. После «подъёма» следователь задавал пытаемому первые вопросы. Если тот молчал или отвечал неудовлетворительно, палач начинал бить свою жертву кнутом, выдерживая паузу в пять-шесть минут между ударами, когда вновь задавались те же вопросы следователя.

Неторопливое избиение могло длиться до часа, включая 10-12 ударов, после чего, в отсутствие удовлетворяющих следствие ответов, могла начаться третья «серия» — пытка огнём: чаще всего пытаемого прижигали горячим углём или головнёй или раскалённым металлом, в зависимости от оснащения пыточной камеры. Если и теперь пытаемый не отвечал, его, чаще всего уже в бессознательном состоянии, снимали с дыбы и волокли в камеру, где оставляли, оказав нехитрую медицинскую помощь, до следующего допроса, который мог повториться уже через несколько дней.

Кнут был страшным орудием. Единственным ударом хорошо подготовленный палач мог сломать позвоночник – и он же за определённую мзду мог сечь так, что пытаемый или наказываемый почти не чувствовал боли. Неторопливое исполнение пытки или казни должно было как раз оградить и жертву, и начальство от случайной смерти и злоупотреблений. Впрочем, смерть при пытке была нередкой – как и рассказы об удальцах, переживавших, не проронив ни слова, до пяти «подъёмов».

На глазах медиков

Но время шло, менялось отношение к пыткам и телесным наказаниям. В 1762 году в России было запрещено пытать и наказывать дворян, в 1766 году – духовенство. К  началу XIX века, когда в Симбирске фактически сложилась городская полиция и была введена должность симбирского полицмейстера, её служители были уже вполне законодательно ограничены в отношении методов применения силы, использования силы и «выбивания» необходимых показаний. Самое деятельное участие в этом процессе принимал бывший симбирский губернатор в 1817-1818 годах Михаил Магницкий.

Конечно, полицейские порой грешили рукоприкладством, особенно в отношении «низших сословий», но этот произвол не носил системный характер: полиция была немногочисленная, слишком на виду, и система «сдержек и противовесов» в лице жандармов, прокурора и судейских действовала чётко. Телесные наказания назначались судом уже после вынесения приговора. Кнуты заменили на более щадящие плети.

Наказания плетьми по приговорам производились в Симбирске перед Александровской губернской больницей: по необходимости врачи могли остановить экзекуцию и оказать помощь. В больнице же хранились и буквенные клейма, которыми до 1863 года клеймили преступников, под наблюдением и с участием медиков. Не только смягчение нравов, но и экономический расчёт был тому причиной: труд каторжников был всё более востребован, а жестокое наказание запросто могло превратить потенциального трудягу в инвалида.

И тогда эффективным досудебным методом воздействия стало заковывание в железные кандалы или деревянные колодки. После этого, как правило, человека помещали в «холодную», то есть неотапливаемое помещение, на сутки или на большее время. В 1831 году симбирский жандармский штаб-офицер Маслов, докладывая своему шефу, начальнику корпуса жандармов — графу Бенкендорфу о злоупотреблениях судебных следователей среди чувашского населения в Симбирской губернии, описывал, как те одним видом деревянных колодок приводят в ужас население целых деревень, жители которых готовы откупаться деньгами, нежели провести неделю в колодках и в «холодной».

Ермил ЗАДОРИН.