Самые важные слова, которые Владимир Путин произнес в Херсонесе.

Владимир Путин и Сильвио Берлускони закончили двухдневный осмотр Крыма посещением древнего города Херсонеса и каждым своим жестом давали понять там: Крым наш. А специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ стал свидетелем уникальной клятвы российского президента.

В субботу Владимир Путин и Сильвио Берлускони залетели в Бахчисарай, наскоро осмотрели местный дворец и перелетели в Херсонес, который находится в черте города Севастополя. Конечно, если бы они передвигались эти полтора дня на машинах, то успели бы побывать в паре мест, не больше. А так не осталось, кажется, в Крыму клочка земли, который они бы не освоили.

Причем всякий раз это были многозначительные клочки. Каждый из них — гора Гасфорта, Массандра, Ялта, Севастополь, Ливадия — так или иначе подчеркивал, что он неизбывно (иначе и не скажешь; разве что неизбежно, так как рано или поздно воссоединение должно же было состояться) связан с русской историей и даже олицетворяет ее. И какой же это тогда Крым, если не наш. Так это должно, видимо, было укорениться в головах даже самых посторонних и незаинтересованных наблюдателей. А незаинтересованных не было в этой полуторадневной истории. И разве не прильнула, например, Украина к экранам телевизоров в эти два дня?
А в субботу в Севастополе я уже слышал анекдот. И это был анекдот дня (вернее, второго дня). Раньше в Крыму было три государственных языка: русский, украинский и крымско-татарский. А теперь четыре: русский, украинский, татарский и итальянский.
И никто уже, по-моему, не удивлялся, когда над каким-нибудь городом вдруг стремительно начинал снижаться вертолет, и не один, а через несколько минут по этому городу начинали гулять два товарища.

И думаю, что крымчане настолько привыкли к их присутствию, что сейчас с недоумением смотрят в небо: да куда же они запропастились?

В Херсонесе они использовали для перемещений не только вертолеты и автокортеж, но и катер.

Катер не спеша проплыл мимо экскурсантов, которых в субботу было много на территории древнего города, и пришвартовался к причалу. Впереди шли два крохотных военных катерка, и я подумал, что неужели все тут уже так расслабились, что позволяют себе не беспокоиться о безопасности на воде.

Но, как только и основной катер начал швартоваться, из воды в его еще бурлящем или даже кипящем фарватере как поплавки стали возникать головы аквалангистов, спешащих надышаться… Я сразу насчитал не меньше десяти и быстро отвернулся, чтобы никто потом не сказал, что я слишком много знал.

Им, пока они шли к Владимирскому храму, все опять кричали. Благословляли, благодарили, да что там — боготворили. Снимали и снимались… Причем жители Крыма ко второму дню освоили новые технологии. Многие из них и в самом деле, видимо, учили ночью итальянский, потому что к господину Берлускони теперь обращались на его родном: «Буон джорно!», «Грациа!», «Браво!» и «Мольто карраджиосо!».

Они вошли в храм. Тут история была непростая. Ведь князь Владимир, который, говорят, принял тут греческое христианство (человек очень хотел породниться с византийской принцессой Анной, но в Византии ему сказали, что с нехристем иметь дело не будут, он обиделся, принимать веру отказался, прибыл в византийский тогда Херсонес и взял его штурмом, а также хитростью и предательством одного из защитников, предъявил Византии ультиматум, но тут наконец ослеп, понял, что это наказание и что без веры не обойтись, крестился и опять прозрел), был все-таки киевским князем.

Но эта вина его искупается, видимо, тем, что крестил-то он впоследствии все-таки Русь. Так что и Херсонес — русская, чего там говорить, история.

Господа осмотрели предполагаемую купель, и Владимир Путин заявил, что надо здесь устроить не имеющий аналогов православный центр. Видимо, так теперь и будет.

Бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони (слева) и президент России Владимир Путин

Интересно, что Сильвио Берлускони было одет все в ту же черную рубашку и черный костюм, что и накануне. Темные замшевые туфли он тоже не стал менять (про носки информации нет). А зачем, действительно. Пусть Крым запомнит его таким.

Владимир Путин выходил из купели первым, и я спросил у него то, что действительно очень интересовало:

— Чья была инициатива приехать в Крым?

Косвенные данные у меня были (см. прошлый номер “Ъ”), но хотелось, конечно, получить информацию из первых рук (от господина Путина). Или хотя бы из вторых (от господина Берлускони).

Президент какое-то мгновение размышлял, прежде чем ответить (и можно было понять: он думал, видимо, не подставит ли товарища ответом), но все-таки решил сказать (уж если за эти два дня кто-то и мог кого-то подставить, то только Сильвио Берлускони — сам себя).

— Берлускони попросил,— пожал он плечами.— Хотел посмотреть Крым, посмотреть, что здесь происходит, как люди живут, как относятся к сегодняшним процессам… хотел встретиться с представителями итальянской общины.

Насчет желания или даже необходимости знакомиться с диаспорой это было все-таки, думаю, преувеличение. Хотя даже это не исключено.

— Кстати говоря,— добавил Владимир Путин, кивнув подошедшему другу,— когда мы вчера встречались с представителями этой общины, а их оказалось даже больше, чем я думал (то есть примерно 90 человек.— А. К.), руководительница общины (женщина в инвалидной коляске из прошлого номера “Ъ”.— А. К.) обратила мое внимание на то, что в указе по поводу реабилитации репрессированных народов итальянцы вообще не указаны.

Господину Берлускони переводили, и он улыбался странной, честно говоря, улыбкой, которую с расстояния вытянутой руки (но я не вытягивал, нет) интересно было рассмотреть. Она была широкой и в то же время словно резиновой, мгновенно появлялась и так же мгновенно исчезала. Он делал ее когда считал нужным. Человек, столько времени занимающийся политикой, никогда уже не избавится от такой улыбки.

— Оказались забыты итальянцы! — продолжил господин Путин.— Несмотря на то что другие народы… и крымские татары, и армяне, болгары, немцы… там упомянуты. Я обещал, что мы это поправим, и хочу проинформировать нашего друга, что сегодня я подписал изменения в этот указ, где сказано и о необходимости реабилитации итальянской диаспоры, итальянцев, которые здесь проживают.

— Я лично видел, как это происходило,— с улыбкой подтвердил Сильвио Берлускони.

Тут они, конечно, сыграли несинхронно.

Даже из вежливости стоило обратиться к итальянцу.

— Что вам больше всего запомнилось за эти два дня в Крыму? — поинтересовался я.

Господин Берлускони поощрительно кивнул: давал, видимо, понять, что ждал этого вопроса, и даже, может, все эти два дня; в конце концов, они первый раз за это время что-то говорили журналистам.

— Я считаю, что вся крымская земля прекрасна! — по-итальянски (во всех смыслах) воскликнул он.— На меня произвело большое впечатление все: и природа, и море, и горы, которые поднимаются на сотни метров,— замечательный фон для всей этой прекрасной природы!

— А посещение Массандры? — счел своим долгом уточнить я.

Но он не услышал:

— У меня даже иногда дух захватывает на все это смотреть! Президент Путин показывает мне очень интересные места! Например, место, в котором мы сейчас находимся, откуда фактически пошла христианизация всей России.

Таким образом, господин Берлускони очень правильно расставил акценты.

— Ну вот,— всплеснул руками господин Берлускони,— испугал девочку…

Он был расстроен. Белокурая бестия тоже произвела на него сильное впечатление.

И все-таки Сильвио Берлускони уверенно терял интерес к происходящему. Этот человек устал. Господин Путин увлеченно слушал экскурсовода, а итальянец медленно шел за ними, отставая метров уже на двадцать. Что был ему, в конце концов, город Херсонес после города Рима?

Наконец Владимир Путин и Сильвио Берлускони дошли до выставки лучших артефактов, которые собрали на территории Херсонеса за все то время, что его раскапывали. Помещение оказалось крохотным, но неравнодушным людям удалось поместить в нем максимум возможного. Здесь было множество подпиравших друг дружку колонн, датированных началом нашей эры, мозаика, бесконечная утварь…

Сильвио Берлускони, до этого, кажется, прочно потерявший интерес к происходящему, вдруг принялся осматриваться вокруг себя с утроенной силой. Впрочем, это была агония. Еще через минуту он совсем остыл.

Владимир Путин между тем не то что не сдавался, а кажется, подпитывался от увиденного все новой энергией. Вот он вдруг, заметив, наверное, что Херсонес все-таки выпил из его друга весь жизненный сок, положил ему руки на плечи и произнес то, что, судя по его виду, давно собирался, но не решался, что ли, или откладывал на потом.

И вот «потом» наступило:

— Сильвио, вот вы натворили дел в Ливии. Ты был готов за это заплатить.

Господин Берлускони осторожно кивнул. Ему предстояло понять, к чему клонил российский президент.

— Так вот, здесь итальянские войска стояли триста лет. Ты нам должен!

То есть он как мог встряхнул господина Берлускони.

И тот встряхнулся:

— Да, но это были не итальянцы! Это были римляне.

Кто-кто, а Сильвио Берлускони что-что, а личную, или, вернее, лишнюю ответственность умел с себя снимать.

Но и на этом Владимир Путин не успокоился. Проходя мимо одного из сопровождавших его, он вдруг снова встрепенулся:

— Нет, ну он же нам должен!

— Логично! — ответили ему.

Заинтересованных в возвращении долга здесь с каждой секундой становилось все больше.

Президенту тем временем рассказали, что в свое время тут был раскопан камень с текстом клятвы гражданина Херсонеса отцам города, и объяснили, что когда-то, еще до нашей эры, кто-то из граждан подвел своих отцов, а вернее, предал. И вот они придумали, что каждый гражданин должен отныне клясться, и не мамой, а всем еще более святым для греческого народа.

Владимир Путин кивнул, присмотрелся к тексту, висевшему на стене (типографская копия, конечно), и зачитал:

— Я не буду ниспровергать демократического строя и не дозволю этого предающему и ниспровергающему… Я не буду давать или принимать дара во вред государству и гражданам…

Когда он это все произносил, я, честно говоря, не верил ушам своим и потом все-таки сказал:

— Владимир Владимирович, вы же понимаете, что поклялись сейчас?

— В чем? — холодно переспросил он.

— Что не будете ниспровергать демократического строя…

— Да я-то понял,— так же холодно кивнул он.— А вы понимаете, что это вам надо это внимательно прочитать? Там про все написано… И про строй, и про дары…

Он отошел к другому экспонату, но вглядывался в него уже как-то рассеянно и слушал без комментариев.

Сильвио Берлускони смотрел на происходящее с явным недоумением. Ему, я видел, все дотошно переводили, и все-таки он недопонимал.

Я подошел к тексту присяги и стал переписывать процитированные президентом места. Мне очень не хотелось ошибиться.

А Владимир Путин, возвращаясь, неожиданно подошел и сказал:

— Читаете? Вот и читайте!

— Я даже конспектирую.

— Можете брошюру взять, там, по-моему, все это есть. И учите.

Как он в этой суете заметил-то эти глянцевые проспектики с текстом присяги на русском и английском, которые лежали в сторонке?..

И, уже отходя, вдруг, глядя в другую сторону, негромко, но отчетливо произнес:

— Я эту клятву давно уже дал. Еще в 1975-м.

Он, значит, принял это близко к сердцу. И видимо, думал над ответом. И ответил.

Осталось выяснить, что было в 1975-м в его жизни.

А я это и так знал.

Он курсы подготовки оперативного состава закончил, после которых уехал работать в ГДР.

Автор: Андрей Колесников

Фото: Дмитрий Азаров

Ссылка на первоисточник.