Об опасности политической трактовки понятия “экстремизм”.

МВД разработало Стратегию по противодействию экстремизму, рассчитанную до 2025 года, – тема, безусловно, важная. Экстремизм – действительно важный вызов и один из серьезнейших рисков для современного общества. Ксенофобия и религиозный фундаментализм получают широкое распространение, в том числе в молодежной среде. Совсем недавний пример – трое московских студентов из националистического движения «Реструкт» арестованы по обвинению в избиении до смерти гражданина Азербайджана. Но речь идет не только о действиях – «язык вражды», используемый в дискуссиях на различных площадках, плодит ненависть и негативно влияет на общественные процессы. Понятно, что и государство, и общество не могут быть в стороне от этой проблемы – вопрос в том, как ее решать.

В стратегии есть немало бесспорных сюжетов – когда речь идет об экспансии радикального ислама, деятельности группировок «националистического толка, отличающихся высокой степенью организованности», активности части футбольных фанатов (среды, в которой ультраправые настроения распространены не только в России). Но есть и аспекты, которые носят по меньшей мере спорный характер и могут толковаться весьма расширительно. Во-первых, в них предлагается бороться с идеологией. Во-вторых, главным полем битвы становится Интернет.

Вначале об экстремистской идеологии. МВД дает чеканную формулировку – это «взгляды и идеи, пропагандирующие рознь и вражду по национальным, расовым, религиозным, социальным и политическим мотивам». Ключевое слово здесь – «политическим», которое отсутствует в статье 13 Конституции, откуда заимствована большая часть этой формулы. Дело в том, что «рознь» по политическим мотивам заложена в самой логике конкурентной электоральной демократии – партии и политики неизбежно конфликтуют друг с другом. Конечно, есть и неконкурентный вариант многопартийности, где все политические силы признают доминирование одной из них, а взамен получают свои квоты в представительных органах власти. Политической розни при таком варианте действительно нет. Только это уже не демократия, предусмотренная российской Конституцией, а аналог партийной системы ГДР.

Понятно, что каждый факт критики в отношении политического конкурента не будет основанием для обвинения в экстремизме. Но хорошо известно, что особенность российской правоприменительной практики – в ее выборочном характере, отсутствии универсальных правил. Разумеется, стратегия – это не обязывающий, а концептуальный документ. Но в случае ее одобрения понятие «политической розни» может перекочевать в законодательные и подзаконные акты и использоваться при вынесении судебных решений.

Проблема «политической розни» вписывается и в более широкий контекст. Требования, содержащиеся в статье 13 Конституции, соответствуют современным международным стандартам – они маргинализируют опасные для демократического общества явления. Но ограничение политической активности – равно как и чрезмерное влияние государства на дискуссии, проходящие в публичном пространстве, – означают принципиальную ревизию тех ценностей, которыми руководствовались авторы Конституции.

Теперь об Интернете, который авторы стратегии считают «основным инструментом радикализации общества». Уже одна эта формулировка свидетельствует о том, что они рассматривают Сеть с охранительных позиций, как угрозу для стабильности – хотя это далеко не первый подобный случай. Примером активных действий против нелояльной части политического сегмента Интернета может служить недавняя блокировка сайтов Грани.ру, «Ежедневный журнал» и Каспаров.ру. Доступ к ним закрыли по требованию Генпрокуратуры на основании недавно принятого «закона Лугового», предусматривающего внесудебный порядок блокировки сайтов, содержащих призывы к участию в противоправных акциях. При этом мотивировкой закрытия стала «тенденциозная оценка действий участников несанкционированных акций», которая, оказывается, формирует у аудитории «убеждение о приемлемости противоправных деяний». Этот же расширительный подход может быть использован и в противодействии «политической розни».

Наряду с ограничительными мерами в Интернете в стратегии предлагается и позитивное воздействие на общественное мнение – в частности, посредством воссоздания «системы воспитания молодежи в духе свойственных российской культуре духовных нравственных и патриотических ценностей». Здесь важно слово «воссоздание» – фактически речь идет об апелляции к советским временам, когда подобная система казалась незыблемой. Однако советский же опыт показывает всю ограниченность эффекта от подобных мероприятий – широкая и затратная пропаганда народной музыки в сочетании с глушением западных «голосов» вела только к росту популярности неблагонадежных рок-исполнителей. Есть другой способ борьбы с экстремизмом – широкие демократические свободы при четком и максимально аккуратном определении недопустимых для общества явлений и наказании за реально опасные деяния. Но при нынешнем политическом курсе этот способ неактуален.

Алексей Макаркин.

Об авторе: Алексей Владимирович Макаркин – первый вице-президент Центра политических технологий.