3 декабря в Ульяновске на 89-м году жизни от ковида скончался народный учитель России Юрий Иванович Латышев. Сегодня, 11 декабря, девять дней после смерти. «Молодёжка» решила вспомнить самые яркие интервью, которые Юрий Иванович давал нашей газете.

«Ученик нам ничего не должен, мы ему должны» (статья 2018 года).

— Скажите, а Вы помните свои первые годы?

— Конечно, помню! Я пришёл и сразу же наделал глупостей. В первый год у меня было классное руководство. И вот я раздавал чистые тетради по списку, а они были с розовой или голубой обложкой. Подойдя к концу списку, ученица Галя вдруг говорит: «А я хочу с розовой обложкой», а я ей отвечаю: «Ну, не осталось». Мои уговоры не подействовали, и я сорвался. Закончилась вторая смена, я вышел на остановку. Было уже темно, и школьники меня не заметили, поэтому я стал свидетелем такого разговора. Галя рассказывала своим подругам из других классов об этом инциденте. И когда она произнесла: «А он как закричит, как стукнет стопкой тетрадей по столу!», все девочки залились смехом. И тогда я вынес первое для себя правило: крик учителя – оружие ученика. Авторитет учителя надо заслужить. Школьники с первых дней проверяли меня на прочность.

— Расскажите, пожалуйста, как это было?

— Это было в 1955 году в зимние каникулы. Я только вернулся с соревнований из Кирова, мой класс меня позвал в парк 40 лет ВЛКСМ на Верхней Террасе. Подвели меня к песчаному карьеру и спросили: «Спуститесь ли вы с этого участка?». А я никогда не катался на лыжах с горы, участок опасный, я как физик понимал, что на одном из участков такое давление, как у космонавта, а школьники твердили: «Вы же спортсмен!». Я подумал и решил, что кости переломаю, но спущусь. И спустился, а потом спросил: «Ну, кто следующий?». Хотя я понимал, что не допущу, чтобы они это сделали. И все попятились назад. Но именно тогда я доказал, что имею право быть учителем, что я могу не только обучать, но и воспитывать.

— Правда, что изначально Вы хотели поступать на физико-математический факультет?

— Было даже не так. Я хотел поступать в Московский авиационный институт, но у меня заболела мама. И нужно было либо её бросать, либо оставаться в Саранске. Я выбрал второй вариант. И пока я размышлял, время шло. И надо было ехать на соревнования в Астрахань. Я отдал свои документы друзьям и попросил, чтобы они сдали их на физико-математический факультет. Приехал домой за один день до вступительных экзаменов, посмотрел, а меня нет в списках абитуриентов. Друзья мне сказали: «На физико-математическом факультете много спортсменов, а на историческом — нет». А я ведь готовился к физике. В итоге сдал все экзамены на «отлично», а историю — на «четыре, да и то благодаря преподавателю Михаилу Ивановичу Шатунову, который приводил студентов к нам на практику и видел меня. Конечно, я не стал инженером, математиком, но я не жалею, что моя судьба распорядилась так.

— Чем отличаются современные школьники от советских?

— Отличало школьников то, что не было злости и ненависти. Да, были ссоры, драки, но потом протягивали друг другу руки и мирились. Был у меня такой случай. Мы жили с одним учеником в одном доме и ходили вместе домой. И как-то он мне говорит: «Я хотел бы набить морду Серёге (а он действительно мог это сделать), но передумал. Ну, набью я ему морду, но он-то всё равно останется при своём мнении». Понимаете, раньше школьники рассуждали и осознавали, что это не решит проблему, а сейчас главная цель – это подраться.

— Есть ли проблемы у современной школы?

— Сейчас главный конфликт — между родителями и школой. И, кстати, СМИ это поддерживают. Про учителей говорят хорошо только первого сентября и пятого октября. В остальное время родители пишут кляузы. Чиновники начинают проверки, забывая про презумпцию невиновности. Проблема школы — больное общество, не осознающее, что образование — это вопрос безопасности страны.

— Помогают ли в обучении современные технологии? Не мешают ли телефоны на уроках?

— У нас республиканская гимназия. Я поднимал вопрос отказа от сотовых. К идее отнеслись не очень. Но во многих демократических странах сдают телефоны перед занятиями. А ещё я видел положительный пример в школе в Йошкар-Оле. Там у каждого ученика планшет. Учитель нажимает на кнопку, и на планшеты поступают задания. Как только дети сделали, всё отправляется обратно учителю. И они сразу на доске разбирают задание. Так вот там я заметил, что на переменах дети меньше пользуются телефонами. Подобное я видел в походах.

— Чего не хватает современным учителям?

— Во-первых, им необходимо формировать чувство здорового самолюбия. Во-вторых, нужно помнить, что учительская профессия творческая. И важно ответить на вопрос: «Готов ли ты воспринимать новое?». И, в-третьих, откажитесь от фразы советских продавщиц: «Вас много, а я одна». Наоборот, ученик один, а учителей много. Я создал ученикоцентрическую систему. Ученик нам ничего не должен, а мы, профессионалы, ему должны. Примите ученика таким, какой он есть, и стремитесь побудить его стать лучше. Не заставляйте его учиться, а создайте условия, при которых ему некуда было бы деться.

— Как Вы считаете, в чём основа долголетия?

— Есть не зависящие от меня обстоятельства. Мы, рождённые в СССР, ели нормальную еду без химии. К тому же сейчас больше радиоактивных излучений. Мы в СССР все занимались спортом. Нас было сложно выгнать с улицы. Сейчас всё по-другому.

«Образование – это защита человека на всю жизнь» (статья 2011 года).

– История в таблицах и схемах для лучшего запоминания, неповторимая манера преподавания, уроки политинформации, ставшие нравственными тренингами на всю жизнь… В чём Ваш секрет?

– К любому ученику важно найти подход, побудить человека делать что-то, но без нажима. «Уроки нравственности», как мои ученики называют пятиминутки политинформации, я провожу в школе уже почти пятьдесят лет. Их задача – научить детей понимать законы общества и иметь свою жизненную позицию по любому вопросу. Мы проводим анализ газетных статей, материалов из интернета, тем телепередач, затрагиваем вопросы прав и свобод граждан, оцениваем, так сказать, «толщину масла на нашем бутерброде». Мои ученики понимают: если на 20 % повысилась пенсия, нужно поинтересоваться – а что с инфляцией?

– Самый острый вопрос, который обсуждают родители и школьники сейчас, – это введение нового образовательного стандарта. Как Вы лично относитесь к этому новшеству?

– Образовательный стандарт – это госзаказ, на который должна ориентироваться школа. Новый стандарт изначально поставил во главу угла физкультуру. Про математику «забыли» – это парадоксально. Вспомните, когда начали сдавать ЕГЭ, его результаты показали совсем не радостные знания математики у детей. Так почему же сейчас вдруг, в обход всякой логики, эта наука оказалась где-то на задворках?

– Нужны ли современной школе реформы, которые проводит правительство?

– Два года назад я задал вопрос министру образования Фурсенко: «Зачем нужна школа, после которой дети вынуждены учиться ещё и у репетиторов?». «Вот потому и реформируем», – ответил он, вызвав в зале, где находились педагоги, недоумение. Я уверен, что нужно не реформы городить, а менять само отношение к профессии учителя. К сожалению, сейчас в педуниверситеты в большинстве своём идут те, кто не поступил в другие вузы. К школе возрастают требования, а потенциальный учительский уровень понижается. Просветители Европы XVIII века говорили так: «Страна, которая пошлёт своих лучших сыновей на учительскую профессию, станет процветающей». У нас пока наоборот… Кстати, ещё одним ударом по образованию становится введение ювенальной юстиции, которая, на мой взгляд, разрушит и русскую семью, и школу. Дайте детям право подавать в суд – они засудят и родителей, и учителей. А под дамокловым мечом работать никто не станет…

– Получается, реформируем, чтобы непонятное сделать ещё более непонятным?

– Понятной была советская система образования, носившая энциклопедический характер. Дети после неё, впитав знания, могли приобщаться к той или иной сфере. Я считаю, что гуманитарное образование – это база для развития способностей, умения видеть, рассуждать, оценивать, а математика даёт всё остальное. Сейчас нам предлагают, чтобы дети сами выбирали предметы для изучения. Убеждён: подобная профилизация в рамках нынешней системы образования невозможна. Нельзя заранее точно определить склонности ребёнка к тому или иному предмету, тем более это не может сделать сам ученик. В советское время создавались профильные школы, но работали они при университетах, а одарённых в той или иной сфере детей набирали туда со всей страны.

Хоронили в закрытом гробу

Проститься с народным учителем пришло около трёхсот человек: депутаты, чиновники, друзья, родственники, коллеги и ученики разных лет. Хоронили не со школы, как это обычно принято, а с дома. Гроб был закрытым, так как причиной смерти стал ковид. К нему не подпускали ближе, чем на два метра. Все работники ритуальной компании были в спецзащите.

Вдова и директор гимназии № 44 Лидия Жуковская ни на секунду не могла сдержать слёз и кланялась каждому, кто приносил соболезнования. С ней рядом всё время находились родственники и близкие (в том числе экс-спикер ЗСО Анатолий Бакаев, который женат на их внучке). Лидия Сергеевна сквозь слёзы называла Юрия Ивановича «самым лучшим…самым красивым…самым умным».

На прощании были замечены заместитель председателя ЗСО Василий Гвоздев, первый заместитель председателя облправительства Екатерина Уба, которая буквально рыдала навзрыд, глава Засвияжского района Наиль Юмакулов, ректор УлГПУ Игорь Петрищев.

Сами похороны прошли на Заволжском городском кладбище. На погребение приехало значительно меньше людей. Юрия Ивановича провожал в последний путь почётный караул под звуки военного оркестра.

Отпевание проходило в храме при кладбище, но гроб в храм не заносили (из-за мер предосторожности).

Уже у самой могилы вдова умоляла покойного мужа простить её за то, «что не уберегла…и за все грехи…».

Поминки прошли в одном из кафе Заволжского района. Были накрыты столы на двести человек, но пришло намного меньше.

Власти решили увековечить память народного учителя. Его имя теперь будет носить губернаторский лицей № 101 в Ленинском районе, а на гимназии № 44 и жилом доме установят мемориальные доски.