Город Симбирск был основан как крепость в 1648 году. Под защитой этой крепости, ставшей крайней точкой на возведённой тогда же оборонительной линии, засечной черте, уже в 1649 году начали строить сёла: Тетюшское, Большое Станичное, Елховое Озеро. Был запущен процесс колонизации Симбирского Поволжья Российским государством.

Охота на людей

Как известно, на протяжении тысячелетий обширнейшие степи Евразии населяли кочевые народы, основу экономики которых составляли скотоводство и войны. При этом главным призом победителей были люди, пленники, ясыри, как называли их на турецкий манер.

За пленников требовали выкуп, их продавали на невольничьих рынках или делали домашними рабами — например, заставляли пасти скот. Красивыми девушками — и мальчиками — «комплектовались» ханские гаремы, из могучих воинов ханы формировали отряды своих телохранителей: в пленниках был постоянный спрос, и за них платили немалые деньги. Миловидная девушка, например, стоила больше годового жалованья московского дьяка, чиновника среднего уровня!

Ежегодно, особенно в августе-сентябре, большие и малые орды устремлялись на «охоту» за ясырями. «Бизнес» процветал и носил интернациональный характер: например, в 1704 году в набеге на Царицын, Пензу, Симбирск и Саратов участвовали кубанские и донские казаки.

Эта «охота» на людей носила крайне бесчеловечный характер. «Охотникам» было важно сломить волю пленников, морально сломать, унизить, запугать. Набежники выжигали жильё, с предельной жестокостью убивали тех, кто не годился в «живой товар»: стариков, совсем маленьких детей, беременных женщин… Жизнь была возможна только под воинской защитой, притом что даже наличие воинской силы не становилось гарантией от набегов.

Воинский надел

Силу эту, кстати, постоянно перебрасывали на более актуальные направления, и закончилось это Кубанским погромом 1717 года, когда из пензенских, сызранских, симбирских и саранских пределов было угнано 18 тысяч пленников. Впечатлённый погромом Пётр I перекинул на Нижнюю Волгу четыре драгунских полка и начал строительство Царицынской сторожевой линии, и только тогда симбирские пределы перестали считаться «прифронтовой зоной».

Воины, которых посылали на охрану симбирского рубежа, были и его первыми земледельцами. Они получали надел, с которого кормились вместе с семьёй и вооружались: конный, соответственно, больше, чем пеший, командир в зависимости от ранга — больше, чем рядовой. Землёй награждали за ратные подвиги — например, за «осадное сидение» в Симбирске осенью 1670 года против атамана Степана Разина. Крупные землевладельцы — а это почти сплошь военачальники — обязаны были выставить с каждых примерно 50 гектаров своих угодий одного вооружённого человека, бранного холопа.

Опасные печи

Для начала на новом месте устраивали землянки, которые очень скоро заменяли весьма технологичные в возведении деревянные избы. В них обязательно устраивались сработанные из глины и «дикого» камня печь. Избы топились «по-чёрному», без трубы, дым выпускали в дверь или через специальные «технологические» оконца. Летела сажа, дым разъедал глаза, но, как уверяют, подобный тип отопления немало способствовал дезинфекции и свежести воздуха в жилище.

Из-за печей в деревянных строениях постоянно существовала угроза пожара, которая периодически оборачивалась реальным бедствием. Поэтому печами, особенно в летнее время, старались не злоупотреблять: хлеб пекли и щи варили раз в неделю, с запасом — а что хлеб черствел, а щи без холодильника кисли, чай, не баре, всё съедим.

Житие

Жили тесно, а на зиму в избу «заселяли» и мелкую живность, и молодняк крупного рогатого скота — экономили тепло. Ритм жизни задавал световой день, вставали с первыми лучами солнца, чтобы побольше успеть сделать до полуденного зноя, ложились с сумерками. В летнее время, в пору страды в избу приходили разве что поспать. Зимой, пользуясь вынужденным покоем, крестьяне нередко впадали в состояние, подобное медвежьей спячке.

Основу питания составляли хлеб и квас. Квас делали для обеззараживания воды, которую не могли кипятить в нужных объёмах. Из хлеба и кваса получалась тюря — холодный суп, подобие окрошки, которую для сытности «забеляли» молоком или сметаной, сдабривали постным маслом. Никакой колбасы, разумеется, в тюрю не добавляли — мясо в рационе крестьянина было огромной редкостью. О картошке и о помидорах слыхом не слыхивали. Из привычных нам овощей употреблялись в пищу капуста, огурцы, лук, чеснок. Лакомством считалась пареная репа.

Люди жили не сыто, а нередко и прямо голодно, периодически страдая от неурожаев. Голодными во всей России были 1648 год, основания Симбирска, и 1649 год, когда падалью питались даже дворяне. Да, в хозяйстве содержали и мелкий, и крупный рогатый скот, но овец и коз разводили для шерсти — без тёплых варежек, носков и платков затруднительно переживать русские зимы, а коров держали для молока и, теперь это очень странно звучит, для навоза: в те времена навоз считался главным видом удобрения почвы.

Сходить же на охоту и добыть дичи, чтобы накормить свою семью, для простого мужика значило нарваться на неприятности — охота являлась монополией людей «благородных» и их особо назначенных служителей. И, хотя лесов в те времена было несравненно больше нынешнего, для крестьянства они считались местами заповедными, и санкции за нарушение запрета могли последовать самые жестокие, например, травили виновника собаками. Но до крайностей доходило редко: в лес мужики тоже ходили как минимум с топором, а для «воровского» дела, например, рубки леса, выходили ватагой, иногда в десятки человек.

У барина за пазухой

Крестьяне работали. Основой их трудового ритма была барщина — работа на помещика. Она занимала от трёх до пяти дней в неделю, а кому-то вкалывать на барщине, особенно в страдную пору, приходилось и все шесть рабочих дней. Приятного мало, но надо помнить, что, работая на барина, крестьянин в немалой степени работал и на себя. Барин, как «отец родной», из своих закромов снабжал погорельцев и помогал в частые голодные годы, организовывал угощение на религиозные праздники.

С барином надо было «дружить» и потому, что именно барин организовывал личную жизнь своих крепостных, по своему произволу подбирая невест женихам. Женитьба считалась хорошим поводом к закрепощению бессемейных мужчин, которые в немалом количестве оказывались среди первопроходцев на неспокойной симбирской «окраине». Помещик предлагал желающему свою крепостную девку в жёны, и тот становился его крепостным.

Жениться по любви в те времена было совершенно не принято, несмотря на то, что между людьми, несомненно, существовали симпатии, чувства. Жизнь выглядела крайне непростой, и всё в ней подчинялось выживанию: брак — продолжение рода, а не развитие чувств.

Дети умирали

Критерии женской красоты в те времена радикально отличались от нынешних: чтобы остановить на скаку коня, войти в горящую избу, беспрестанно трудиться по хозяйству, вынашивать и рожать детей, девушка должна быть крепкой, мощной, могучей. Век женской красоты тогда оставался очень коротким. Старуха из русских сказок, та самая, что «жили-были старик со старухой», — это не древняя бабушка, а женщина, которой посчастливилось дожить до тридцати лет. 20–25 лет — такова была в те годы средняя продолжительность жизни.

Крестьян величали по имени-отчеству, причём имена следовали в уменьшительно-пренебрежительной форме: Федька Михайлов сын, Серёжка Иванов, Митька Ларионов. Уже в XVII веке стала вырабатываться традиция крестьянских фамилий, точнее говоря, прозвищ, тоже носивших «уменьшительный» характер: Долбленый, Ожигало, Синебрюх, Хват, Ярка (овца до случки), Хлобыст, Беспорточный, Плясун, Бабин, Хват, Сорока — это всё жители одного села Иваньково, что ныне в чувашских пределах.

Дети очень рано приучались к крестьянскому труду, другого обучения, в привычном нам смысле слова, не было. Это считалось нерациональным —  слишком мало у крестьянских детей XVII века существовало шансов дожить до сознательного возраста, реализовать себя за пределами труда земледельца. Да, рожали много, 8-10 младенцев у матери были нормой, но доживали до собственных детей только двое-трое; в большинстве случаев дети умирали сразу после рождения или в первые годы жизни; десятками детей выкашивали частые болезни.

Гульба

Общественная жизнь села организовывалась вокруг сельской церкви, в которую в каждое воскресенье и на большие праздники, всего около 90 раз в год, люди приходили на церковную службу. Площадь у храма была своеобразным «сельским клубом», местом общения, времяпрепровождения. В холодное время года и в ненастье время до службы пришедшие в село из соседних деревень коротали в близлежащих к храму домах. Кроме Пасхи и Рождества со Святками, важнейшим событием духовно-общественной жизни становился престольный праздник в честь того святого или события, которому был посвящён местный храм.

На престольный праздник «гуляли» три дня. Случалось, барин сговаривался с мужиками: давайте гулять не на Николу Вешнего, в мае, а на Зимнего, в декабре — неделю за мой счёт; летом день год кормит, в страду поработаем — зимою отдохнём! Возражений не следовало.

Ермил ЗАДОРИН.