Симбирское сидение Емельяна Пугачёва

Прошлым летом в Ульяновске при обустройстве Театрального сквера напротив областного драмтеатра нашли подвал, в котором томился Емельян Пугачёв! Но подвал по правилам археологической науки не раскопали и не изучили. Ведь, как знать, может быть, он действительно свидетель эпохи Крестьянской войны 1773–1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва, кардинально повлиявшей на историю нашего города и края.

Столица Симбирск

На какое-то время Симбирск стал административно-политическим центром всего Среднего Поволжья. Ибо ранее существовавший центр Казань была выжжена пугачёвцами летом 1774 года и к осени, разумеется, не оправилась от нанесённого удара. К тому же, это тоже немаловажно, сухопутная дорога от Симбирска до Москвы считалась гораздо лучшей, нежели путь от белокаменной столицы до Казани. И в 1767 году императрица Екатерина II специально доплыла из Казани до Симбирска во время своего «турне» по Волге, чтобы возвратиться более хорошей дорогой.

В Симбирск прибыл главнокомандующий правительственными войсками, действовавшими против Пугачёва, генерал-аншеф, граф Пётр Иванович Панин (1721–1789), военно-административной власти которого подчинялись Нижегородская, Казанская и Оренбургская губернии — Симбирский край состоял в пределах Казанской губернии. В Симбирске обосновался легендарный русский полководец Александр Васильевич Суворов (1729–1800), который на протяжении 1775 года «додавливал» то и дело вспыхивавшие новые очаги недовольства: «Не Пугачёв важен; важно общее негодование».

Опасения Екатерины

Особенностью Крестьянской войны 1773-1775 годов было то, что восставшие бились не за донского казака Емельяна Пугачёва (1742-1775), а за императора всероссийского Петра III (1728–1762), за которого выдавал себя хитрый и храбрый казак. Реальный Пётр III успел поцарствовать в России всего полгода — в 1762 году, после чего отстранён от власти в пользу своей жены, немецкой принцессы Софии Фредерики Августы Ангальт-Цербстской, вошедшей в историю под именем Екатерины II Великой, и вскоре убит при загадочных обстоятельствах.

Эта драматическая история породила целый вал самозванцев, выдававших себя за чудесно спасшегося Петра III, — историки насчитывают более четырёх десятков лжепетров.

Пугачёв стал самым знаменитым «Петром III». Впрочем, последнего «Петра III» изловили только в 1797 году, а новые самозванцы сами называли себя Пугачёвыми. Кроме самих по себе масштабов Пугачёвского бунта, императрицу Екатерину II особым образом тревожила тема самозванства, поскольку её собственные права на российский престол были достаточно сомнительны.

Мало того, что Екатерина II смела законного императора, фактически обвинив его в государственной измене, она ещё и отстранила от власти законного наследника трона, собственного сына, будущего императора Павла I (1754–1801). Когда полыхнуло восстание, осенью 1773 года, 19-летний великий князь Павел Петрович вступил в законный брак, следовательно, утвердился в своём законном праве на престол, с которым мамаша ничуть не собиралась расставаться.

Царские знаки

XVIII век в России — феноменальная эпоха, когда самой консервативной европейской империей почти семь десятилетий подряд самодержавно правили женщины. «Бабье царство» — так с некоторым пренебрежением называют этот феномен. Хотя именно Екатерине II Россия была обязана Крымом, Польшей, победами над Турцией, ростом населения и благосостояния, консервативно настроенные массы населения всё равно относились к императрице без полноты доверия. Пугачёв, выдавая себя за Петра III, деланно жаловался соратникам на «жену»: мол, совсем от рук отбилась, нет бы щи варить, а она в политику лезет, — и соратники дружно мотали бородами: укроти баб, надёжа-государь!

Доказывая свою «царственную природу», Пугачёв демонстрировал товарищам «царские знаки» у себя на теле: то ли родимые пятна, то ли шрамы, напоминавшие двуглавых орлов. Екатерина II и её приближённые решали противоположную задачу — доказать, что Пугачёв ничуть не царь.

Значит, Пугачёва требовалось показывать народу вживую — чем больше увидят, тем дальше расскажут, разнесут молву, что Пугачёв не царь, а только прикидывается царём. Бунтовщика специально рядили в мужичью одежду. Ему не давали ложки, и Емельян Иванович должен был есть руками или шумно хлебать из миски, являя свою «подлую породу». Кормили Пугачёва неплохо — на десять копеек в день, по тем временам и для простого человека. Жил он тоже в приличных условиях — под камеру самозванцу арендовали дом с печью, топившийся «по-белому», то есть с трубою.

Власти хотели не просто сохранить самозванца для суда — и для казни — причём в «товарном» виде, чтобы узник не вызывал к себе сочувствия толпы, неизбежного, если бы его пытали и мучили: «Весьма неприятно бы было её величеству, если бы злодей Пугачёв от какого изнурения умер и избегнул тем заслуженного по злым своим делам наказания».

Допросы, пытки

По той же причине Пугачёва не пытали — точнее, почти не пытали. При публичной встрече привезённого в Симбирск арестанта граф Панин выдрал ему клок бороды, возмущённый дерзким ответом самозванца на вопрос: «Как посмел ты, вор, называться государем?» «Я не ворон, а воронёнок, — скаламбурил Емельян Иванович. — А ворон ещё летает».

Но у Панина был свой резон жёстко вести себя с Пугачёвым. Он входил в число приближённых великого князя Павла Петровича — и молва разносила слухи, что не карать Пугачёва он едет, а хлебом-солью встретить «законного императора» и на штыках своего войска законно вернуть его на царство! Слух нелепый, но ведь и государыня подозрительна. Публично выдранная борода как бы стала ей ответом.

С 2 по 6 октября 1774 года Пугачёва допрашивали. При первом допросе самозванцу, которому уже довелось побывать в симбирских застенках в конце 1772 года, угрожали пыткой — оголили спину, и палач, прежде чем пустить в дело кнут, прошёлся по коже мокрой рукой, и Емельян Иванович сразу почёл за лучшее не запираться.

Сохранившихся протоколов допросов как-то маловато для пяти дней. Считается, что за «кадром», без протокола начальник секретной следственной комиссии Павел Сергеевич Потёмкин (1743–1796), троюродный брат фаворита императрицы Григория Александровича Потёмкина, задавал самозванцу чувствительные вопросы о его возможных связях с законным наследником престола.

Портрет Пугачева

Симбирский октябрь Емельяна Пугачёва прошёл в относительном комфорте. На питание Емельяна Ивановича тратили десять копеек в день. После 6 октября допросами ему больше не досаждали — зато в его «узилище» регулярно приходили «экскурсанты», словно в зоопарк, в специально отведённое для этого время. От желающих отбоя не было. Некий дворянин, на редкость плюгавый и неказистый, однажды взялся ругать «царя». Емельян Иванович усмехнулся в ответ: «Много я на своём веку перевешал вашей братии, но такой мерзкой образины досель не видывал!»

Здесь же, в заключении, были сделаны знаменитые портреты Пугачёва. Художник подчёркивал «мужицкую» внешность, бороду, которую дворяне в те времена не носили принципиально, стрижку «горшком», тёмный цвет волос и смуглую кожу — настоящие, онемечившиеся Романовы являлись светлокожими и светловолосыми, и моды на загар среди знати тогда тоже не было.

«Человеколюбивая» Екатерина II негласно приказала отсечь приговорённому к четвертованию — последовательному отрубанию рук и ног и только затем головы — Пугачёву вначале голову, чтобы сократить страдания казнимого и не краснеть перед европейцами. Нет, симбирское «сидение» Пугачёва определялось не гуманизмом, а наступившей осенней распутицей и необходимостью организовать оперативную перевозку важного преступника и его конвоя.

Для этого необходимо было сосредоточить на станциях через каждые 18–20 вёрст свежих лошадей, организовать ночлег и питание. Секретный следователь Павел Потёмкин сетовал, что привезённый в Москву Пугачёв выглядел гораздо хуже, чем на Волге — Симбирск умеет быть гостеприимным.

Ермил ЗАДОРИН.