Интервью из книги Андрея Безденежных «Симбирский контекст. Частная жизнь. Книга 2″, 2003 год. Источник: сайт литературного клуба «Первая роса»
Андрей Безденежных
Справка:
Президент Ульяновского городского общественного фонда поддержки культуры и искусства «Живой звук», занимающегося некоммерческим искусством. Родилась в Ульяновске.
– Юлия Юрьевна, культура, тем более провинциальная, никогда не выделялась какими-то особыми материальными привилегиями. Почему Вы выбрали именно эту стезю?
– Я и сама не знаю… Тем более, что мои родители – технари – были категорически против. Они хотели, чтобы я, как все родные, была инженером или, в крайнем случае, медиком. Сами понимаете, маленький город, все родственники инженеры – в этой области было легче пробиться. А в культуре у нас никого не было, в культуре я – девочка с улицы.
Но я заставила маму отвести меня в музыкальную школу. Потом против желания родителей мужественно окончила наше музыкальное училище и пединститут по специальности «Филология».
– Сбылись ли опасения Ваших родственников по поводу того, что Вам будет сложно пробиться в культуре?
– Конечно… Помыкалась и по подвалам, в которых располагались подростковые клубы, и по воинским гарнизонам, где обучала детишек военных. Вела полуподвальное существование лет пять после института. Потом, наконец, попала в школу искусств (это считалось очень большим достижением) на окраине Ульяновска, которая также была первоначально расположена в подвале. Со стен постоянно стекала вода, а мы среди всего этого «культивировали» музыку барокко. Потом, когда школу перевели на третий этаж какого-то здания, даже стало скучно.
Кстати, тогда я очередной раз столкнулась с половой дискриминацией. Первый раз меня не взяли в музыкальное училище на специальность «Скрипка», потому что вторым претендентом на это же место был мальчик с такими же данными. Второй раз, когда после института решался вопрос, оставить ли меня на кафедре или нет, мне также предпочли парня. Прямо так и сказали: «Да, ты все блестяще сдала, но он мужчина…» И третий раз – в школе искусств – не сделали директором, вновь отдав преимущество мужчине. Вот так четыре года назад я и оказалась в Ульяновской областной филармонии, где работаю и поныне.
– Ныне ваш «Живой звук» известен на всю область. А с чего все начиналось?
– Когда я только начала работать в филармонии (в должности пресс-секретаря), руководство послало меня в Екатеринбург на стажировку. С единственной целью, которую можно назвать «промышленным шпионажем» – посмотреть, как у них там все устроено. Екатеринбургская филармония – одна из лучших в стране. Экономическая сторона, организация процесса, освещение, спонсоры, окупаемость, кадры. Все поставлено очень серьезно. Екатеринбургская филармония не просто самоокупаемая – она приносит прибыль!
Понятно, что у них немножечко легче, другой менталитет у народа – начиная с царских времен сюда было сослано много интеллигенции, и когда говорят, что Екатеринбург – это третья столица, то это недалеко от истины. Понятно, что людям здесь в эмоциональном плане от жизни нужно гораздо больше, чем в Ульяновске, но все равно…
Директор Екатеринбургской филармонии Александр Колотурский
Директор Екатеринбургской филармонии Александр Колотурский – менеджер от Бога. 10 лет назад он начал с того, что подружился с властью. Был создан попечительский совет, председателем которого является губернатор. Соответственно, появилось много спонсоров. В конце каждого года Екатеринбургская филармония выпускает буклет, в котором все спонсоры разделены по рангам – кто какую сумму внес: менее 5 тысяч, более 20 тысяч и так далее.
На каждого постоянного зрителя (в Екатеринбурге на данный момент это около 3 тысяч человек) заведена карточка, в которой, кроме адреса и телефона, упомянуты еще профессия, хобби, семья. Все эти люди разделены на группы, и каждой занимается специальный человек – волонтер. Он лично их обзванивает и приглашает на концерты. Плюс к этому, в Екатеринбурге очень хорошо продумана ценовая политика. Например, там считается, что аншлаг – это не успех, а провал. Почему? Значит, цены на билеты оказались слишком низкими.
В общем, впечатлений я там набралась массу, а в свободное от «шпионажа» время наведывалась в екатеринбургский рок-клуб. Я же фанатка этой музыки! Родители лет с пяти растили меня на музыке «Битлз», «Дип Перпл», «Роллинг Стоунз», «Криденс». Я познакомилась с руководством клуба, взяла какие-то записи и приехала в Ульяновск с огромными глазами: «Там такие музыканты! Давайте их привезем! Они не хотят никаких гонораров, им нужно только оплатить плацкарт и покормить…» Директор филармонии посмотрел на меня свысока и сказал: «Хочешь – занимайся».
Вот, собственно, и вся история возникновения. В мае 1999-го состоялся первый концерт «Живого звука». Тогда у нас выступила московская группа «Роки-бенд».
– Трудности?
– Масса! Даже притом, что нам бесплатно предоставлялся зрительный зал, первые годы все было очень сложно. Музыкантов я кормила дома, размещала на своих диванах. Они, естественно, ничего с этого не получали. Им просто было прикольно выступить на родине (это я «пропиарила») Ленина, Гончарова и Карамзина. Сейчас, когда я читаю информационную справку о всех состоявшихся концертах «Живого звука», я думаю: «Неужели это мы все сделали?!» Много раз было полное отчаяние, желание все бросить. Потому что и денег много своих вложили, и нервов. В первый же год потеряли около 3 тысяч долларов личных сбережений. Спасибо прессе, которая (видимо, понимая, что мы занимаемся некоммерческим искусством) всегда нас любила.
А музыканты к нам приезжали действительно интересные. Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Тюмень, Пермь, Самара, Казань. Многие были даже покруче всяких «Би-2». Просто они нераскрученные.
– А зрители-то ходили?
– На первых концертах было человек 50-100. Если бы не спонсор, то филармония мне бы второй, третий и так далее концерт провести не разрешила.
По большому счету, в организации работы я пошла по шагам Екатеринбургской филармонии. Схема, примененная Колотурским по отношению к классике, применима по отношению к любой музыке.
За три года постоянная публика концертов «Живого звука» увеличилась с 30 человек до 300. На каждого из этих людей у нас есть база данных – телефоны, электронные адреса. На каждый концерт мы приглашаем зрителей «адресно». Я сама обзваниваю их и делаю рассылки. Для этих зрителей билеты стоят дешевле. Также билеты стоят дешевле, если их купить заранее.
Да, у нашего фонда нет денег, но у нас огромный «золотой» фонд людей. Люди работают практически за спасибо. Например, крутейшие программисты, которые на основной работе получают по 300 рублей в час, бесплатно сделали нам сайт. Им просто интересно общаться с теми, кто приезжает на «Живой звук», и с теми, кто ходит на концерты.
– Зачем Вам тратить нервы и собственные деньги, если концерты не приносят прибыли?
– А я отвечу так: абсолютно все, что я делаю, я делаю из эгоистических побуждений. Я просто не хочу никуда отсюда уезжать! А поэтому стремлюсь в нашем городе создать такую среду, в которой мне было бы комфортно.
Да, я могла пойти по легкому пути. У меня сестра в Дании живет, много раз присылала приглашения. Но я тут как-то задумалась… Понимаю, что это будет звучать очень пафосно, но все равно скажу. Я выросла на идеалах Зои Космодемьянской, в День Победы у меня мурашки бегают по коже. Я верю в Россию. И когда я в очередной раз собираю чемоданы и думаю: «Да пошли вы все! Не могу больше на 2 тысячи жить и ребенка тащить!», то потом понимаю: мои деды за эту землю кровь проливали, а я сейчас уеду? Нет, не могу… Надо здесь карабкаться, надо эту землю возделать так, чтобы на нее смотрели с завистью.
В январе этого года мне было особенно трудно. В очередной раз навалилась депрессия: «Все зря! И живу здесь зря, и занимаюсь всем этим зря!» Захотелось либо повеситься, либо отсюда уехать прямо завтра. А тут еще и заболела. И вот друзья не звонят, денег нет даже на лекарства. Что делать?
От отчаяния написала и разослала несколько проектов. И когда уже не было сил, раздается звонок: «Здравствуйте, вас беспокоит фабрика «Волжанка» Хотим с вами сотрудничать». Начали работать, провели крупную акцию «Любовь к шоколаду». Только хандра начала меня снова брать, еще один звонок: «Вас беспокоит приемная заместителя губернатора Пиорунского. Ваш проект нас заинтересовал». С этого момента у меня возникло ощущение, словно что-то открылось. Словно бы я била-била в одну точку, и было ощущение, что никогда эта дверь не откроется. А тут ее открыли и сказали: «Да ты чего бьешься, она совсем в другую сторону открывается».
Я даже сглазить не боюсь – все вдруг пошло так, как этого хотелось! Пошли предложения от Музея современного искусства, от Комитета по делам молодежи, от московского журнала «Огонек». Вокруг оказалось столько хороших людей! Сейчас я ощущаю себя словно бы на вершине мира! Я словно бы оказалась не в конце пути, как думала еще в январе, а в начале другой, более широкой дороги!
– Какова Ваша программа-максимум?
– Почему у нас в Ульяновске сейчас так тяжело жить интеллигенции? Потому что у нее нет среды обитания. Кроме кино (по большому счету, неинтересного) и классических концертов вечером даже пойти некуда. У интеллигенции нет базы. Что это означает? То, что нужно помещение, какой-нибудь заброшенный детский сад, который мы бы сами отремонтировали, оборудовали под клуб для творческой интеллигенции, сделали там кофейню, куда можно будет ходить каждый вечер, где можно будет проводить культурные акции. Я хочу, чтобы в Ульяновске был свой центр инновационного искусства, а при нем частная альтернативная школа искусств, в которой ребенок занимался бы не по государственной программе, и которая готовила бы наше будущее, готовила наших детей к творческой жизни в творчески развитом городе.
В других городах давно уже поняли, что места отдыха интеллигенции так же нужны, как и места, где
Боб Дилан
слушают исключительно русский шансон. Даже на курортах под Сочи есть места, где можно послушать Леонарда Коэна, Тома Уэйтса. У нас же, когда я иду в какое-нибудь кафе, всегда беру с собой кассету, например Боба Дилана. Где его можно услышать в нашем городе? Да нигде! Между тем кафе с нормальной музыкой – тоже признак культуры города!
– Сменим тему… Как Вам работается с ульяновскими рок-музыкантами?
– Трудно… Когда я работала с детьми, мне было легче. Взрослые музыканты на меня обижаются, потому что я их заставляю работать.
– Вывозите ли Вы наших ульяновских рок-музыкантов за пределы области?
– Возила. В Саратове вокалисту группы «Слипперз» Алексею Николаеву сказали, что его голос круче, чем у Лени Кравица. «Слипперз» – действительно хорошая команда, которую знают во многих городах России. Но… Мешает их отношение к делу. Не так давно организовала им концерты в Питере – далеко не в самом последнем клубе «Молоко», нашли деньги на дорогу, развесили рекламу по всему Питеру. И что? Группа не поехала! Раскапризничалась! И что мне делать? Я теперь боюсь с ними связываться! Сегодня не приехали, завтра не приедут… Из-за таких демаршей страдает моя деловая репутация. Как при таком подходе заниматься экспансией ульяновской рок-музыки вовне?
Безответственность многих наших музыкантов просто поражает! У них очень большие требования к окружающим и очень маленькие – к себе. Когда им объясняешь, что для того, чтобы выйти на сцену, нужно еще очень много репетировать, делают такие глаза! Хорошо, что у меня есть профессиональное образование (12 лет сольфеджо преподавала) – объясняю, что и где делается не так. Но и это не воспринимают! Пальцы веером – и вперед: «Мы все – гении, а вы – старые перечники, которые ничего не понимают в нашем творчестве!».
– А может быть, они и правда гении?
– Во многих ульяновских музыкантах есть зерно, но для того, чтобы чего-то добиться, его нужно развивать! У нас много интересных команд, но это команды одной песни, одного хита. Им нужно еще работать и работать. Что многие из них делать не собираются.
– Какие ульяновские команды не потерялись бы на российской сцене?
– Сильных команд среднего российского уровня на сегодняшний день в Ульяновске только две – «Слипперз» и «Жигилий”. Но их проблема в том, что у них нет профессиональных продюсеров – тех, кто бы поправлял их, продвигал. Ну а продюсеров нет потому, что, во-первых, сами музыканты не хотят, что бы им кто-то указывал. А во-вторых, потому что профессионализм подразумевает достойную оплату труда. Получается замкнутый круг: у группы нет денег – нет продюсера, нет продюсера – нет денег.
– Почему бы Вам лично не заняться раскруткой какого-нибудь одного ульяновского коллектива?
– В данный момент у меня другие задачи – организовать весь процесс целиком. И если «процесс пойдет», то, возможно, в скором времени профессиональные продюсеры появятся и в Ульяновске. Они смогут зарабатывать хорошие деньги. Минимальные деньги на ульяновских командах можно зарабатывать уже сейчас, и даже вывозя их за пределы области…
Вообще же, эта область деятельности в Ульяновске – просто невозделанная целина! В сфере рок-музыки, неформальной, альтернативной музыки пока никакой конкуренции нет. При грамотном вложении денег здесь можно очень серьезно работать.
– Почему Вы не возите в Ульяновск звезд рок-музыки – «Машину времени», «Аквариум», «Крематорий»?
– Заниматься этим – не моя стезя. Хотя, честно признаюсь, я пыталась. Но потом поняла, что мир рок-звезд – это совсем не то, что я себе представляла. В этой сфере правят бал не сами музыканты, играющие хорошую музыку, а их директора. Там крутятся большие деньги со всеми вытекающими последствиями. Для того чтобы привезти высококлассную команду, требуется 10 тысяч баксов предоплаты, самолет, люксовые номера в гостинице. (Команды уровня «Би-2» стоят 5 тысяч долларов, уровня «Машины времени» – 7-10 тысяч долларов и выше). Если один из пунктов договора не выполнен, то группа не приезжает, и предоплата не возвращается. Так я влетела с «Крематорием». «Ария» (я хотела сделать ее концерт по дешевым билетам) приехала по договоренности со мной, но выступила на другой площадке – ее в последний момент перекупили…
– Однажды я наняла нескольких таких ребят для погрузки аппаратуры. Они посмотрели концерт, и им понравилось! С тех пор я поняла, что таких ребят нужно не вырывать из среды, в которой они живут, а выманивать… Когда мы покажем им другую жизнь, заинтересуем их, они придут сюда сами.
– В чем, по-вашему, заключается смысл жизни?
– Я, наверное, как и все русские, всю жизнь размышляю над этим вопросом. Сейчас мне кажется, что смысл жизни в том, чтобы просто жить.
– В чем Ваше счастье?
– Для того чтобы чувствовать себя комфортно, мне нужно постоянно отдавать. Созидать, творить… Очень часто замечаю в себе злость и агрессию. Преодолеть в себе эту темную сторону, преодолеть желание кого-нибудь замочить, когда тебе сделали подлость или ты оказался в нищете, позволяет только созидание. Когда очень занят, то вроде бы тебе и денег не надо.
Есть люди, которые любят получать, я к их числу не отношусь. Долгое время я думала, что я – ущербная, что меня используют, а потом поняла, что просто я такая. Зачем с этим бороться? Мне нравится отдавать, это идет мне на пользу. Ну, понятно, что когда уже совсем нищета наступает, я начинаю задумываться, начинаю что-то от кого-то требовать. Люди в ответ очень удивляются и даже оскорбляются. Чего это я вдруг стервой стала? Но нужно же на что-то жить. Нужно же, в конце концов, нормально выглядеть…
– Какое значение для Вас имеют деньги?
– У меня дурацкий характер – я не могу ни у кого брать денег просто так. Мне это очень тяжело. Даже в долг не могу брать, хотя сама могу безвозмездно отдать последнее. Многие даже из-за этого на меня обижаются. Говорят: «Ты что, считаешь, что я не достоин тебе дать денег?»
Деньги сейчас занимают главенствующую роль практически во всех областях жизни. Идет гонка за деньгами, и этой гонке иногда начинаешь поддаваться. Особенно когда ребенок растет, и стараешься не для себя, а для него. В итоге забываешь, что из-за этого и вырастишь неизвестно кого, и сама себе вред нанесешь огромный.
Эту гонку за деньгами в самой себе нужно преодолевать. Нужно расставлять акценты, определяться, для чего тебе нужны деньги – для денег или для созидания? Нужно периодически вспоминать, откуда ты, кто ты такой, к чему ты идешь…
Некоторое время назад я не выдержала хронической нехватки денег и из филармонии ушла. Меня позвали управлять юридической фирмой. Месячная зарплата там равнялась четырем моим зарплатам в филармонии. Я со всем справлялась, но через месяц ушла. Вернулась в культуру, поняла, что скоро там просто сдохну. Ну не близка мне эта деятельность! Не хочу я этим заниматься! Я даже на этой работе заболела физически. Организм сопротивлялся! Он не хотел туда ходить! А вернулась в филармонию – и все прошло.
– Какие качества позволяют Вам преодолевать трудности и добиваться успеха?
– Неимоверное упрямство. Мне мама рассказывала, что в детстве со мной всегда были проблемы – я не хотела, чтобы меня кормили с ложечки. И ей из-за этого приходилось много стирать. Я всегда вся испачкаюсь, но сделаю все сама. Уже сейчас, если все говорит мне, что что-то сделать нельзя, то это как раз и является тем фактором, из-за которого я буду это делать! Если что-то не получается, то я думаю: «Неужели сдамся?!» Я не могу себе позволить даже думать про себя, что я слабая. Кстати, поэтому меня часто воспринимают не как женщину, а как комиссара. Иногда это удручает.
– Чего Вы, по большому счету, боитесь?
– Я очень боюсь смерти и никак не могу решить для себя этот вопрос. Я об этом думаю с пяти лет. Иногда просыпаюсь среди ночи от дикого животного ужаса, который в меня входит, из-за страха того, что я в какой-то момент «кончусь», и моего сознания больше не будет нигде. Может быть, даже все, что я делаю в этой жизни, делаю в том числе и для того, чтобы убежать от этого страха. Да, я верю в Бога, но это все равно меня не спасает. Наверное, недостаточно верю.
Если же говорить о «земном», то каждый день я живу в страхе, что завтра мне будет нечем кормить ребенка. Это уже превратилось в фобию. Вот имеющаяся сумма заканчивается, а когда будет следующая – абсолютно неизвестно, а завтра нужно нести в школу 200 рублей на еду, а кроссовки у сына порвались. Иногда становится очень страшно…
Люди, у которых есть дети, – это заложники государства. Когда живешь один, по большому счету, мало что нужно.
– Жалеете, что родили ребенка?
– Нет… Это, по большому счету, еще одно мое спасение. Когда он подходит к тебе и обнимает, понимаешь, что вот оно – счастье… Самые яркие моменты жизни я пережила, когда сын только родился. Когда в роддоме его первый раз положили со мной рядом, и он открывал глаза, я видела там такую бездну! Было такое ощущение, что я нахожусь рядом с Богом.
Мой 8-летний сын – самый главный человек в моей жизни. У нас с ним очень большая духовная связь, нет никаких секретов друг от друга. Я надеюсь, что все мои ошибки в воспитании он прощает.
– Вы говорили, что верите в Бога…
– Был такой фильм Ларса фон Триера «Рассекая волны». У меня отношения с Богом точно такие же, как у главной героини, – я с Богом разговариваю в двух лицах. Причем началось это еще до просмотра фильма. Когда его посмотрела, то даже подумала: «Не одна ты такая больная»…
Все наши страхи от лукавого. Даже тот, что нечем будет кормить ребенка. Да, бывало, что пешком на работу ходила, потому что вместо платы за проезд покупала буханку хлеба. (У родителей просить не смела, так как считала, что это я должна помогать им, а не они мне). Но такого, чтобы совсем нечем было кормить, такого же никогда не было! Бог всегда помогал. Уныние – это тоже грех. Так что в этом отношении я грешная…
– Какие качества Вы не прощаете людям?
– Могу простить все, кроме мелочности натуры. Людям широкой натуры я могу простить все.
– Чего Вам, по большому счету, не хватает в жизни?
– Уверенности в себе. Всего остального, даже любви к себе других людей, можно добиться. Я много раз наблюдала, что, только поверив в то, что ты делаешь, можно добиться каких-то результатов.
– Что-то Вы не очень похожи на неуверенного человека.
– А вы не смотрите по поверхности. Внутри я запуганная маленькая девочка, которая даже боится зайти к собственному начальнику – директору филармонии.
– Как нам обустроить Россию? Есть ли у Вас рецепт?
– Когда каждый будет работать на своем месте и отвечать за свою работу, тогда и никаких рецептов не нужно. Начать работать – это единственный рецепт.
Впечатления от встречи:
Когда-нибудь я напишу исследование на тему зависимости характера человека от той музыки, которую он слушает. Или наоборот…
Любителя бардовской песни отличает открытость, сентиментальность, наивность, очень часто – неумение переломить ситуацию в свою пользу. Любители джаза, как правило, – люди умные и творческие, страдающие, правда, некоторой оторванностью от действительности. Любители же настоящей рок-музыки, не панка или металла, а рок-классики – люди, постоянно находящиеся в поиске, который, по большому счету, можно назвать поиском Бога. И этот поиск для них – самое главное их состояние. В этом отношении Юлия Смирнова – настоящая «рокерша».
Опубликовано с сокращениями
Читайте также интервью с Борисом Аржанцевым