Просмотры1190Комментарии3

Лица. Старейший фотограф Ульяновска

Интервью из книги Андрея Безденежных “Симбирский контекст. Частная жизнь. Книга 3”, 2003 год. Источник: сайт литературного клуба «Первая роса»

Андрей Безденежных

Андрей Безденежных

Александр Иванович Маркелычев – 99 лет (по состоянию на 2003 год – прим.Портала). Родился в Ульяновске.

– Родился я в 1908-м году в доме номер девять на улице Панской (ныне улица Энгельса). Панская улица тогда считалась мастеровой, на ней селились ремесленники. Мой дед – ткач, отец – портной, мать – домохозяйка (умерла в 1978-м году в 94 года). В семье было четверо детей: двое братьев и две сестры.

Всю свою жизнь (кроме службы в армии и войны) я прожил в Симбирске-Ульяновске. Помню, как в 1916-м году вместе с классом ходил на открытие волжского моста. Ждали царя Николая Второго, но он почему-то не приехал. Самое яркое детское воспоминание – февральская революция 1917-го года. Как сейчас помню – стою на улице Сенной (нынешняя Карла Либкнехта), а мимо идет демонстрация студентов за временное правительство. Шумели тогда много…
Мой отец очень хорошо знал Александра Федоровича Керенского, можно сказать, вместе с ним вырос, они вместе играли. Дед одно время работал дворником у Керенских. Когда Саша Керенский озоровал, его наказывали, одевая в старую деревенскую одежду моего отца…

– Как прошла Октябрьская Революция в нашем городе? Крови много было?

– Да что вы! Когда Октябрьская Революция свершилась, люди были очень напуганы. Многие ремесленники с Панской улицы бежали за границу, в частности в Харбин. А те, кто остались, недоумевали: чего это они напугались?! И году в 1923-1924 многие из уехавших вернулись.
Революция в Симбирске прошла тихо. Такого, чтобы улица пошла на улицу, а брат на брата, не было. Никого не расстреливали, никого не репрессировали. Да, проходила конфискация имущества, но это у купцов и дворян. Один раз добрались и до нас. Обыскали весь дом и забрали… граммофон. Через некоторое время вернули, правда, в разобранном состоянии.
Немножко постреляли в Симбирске во время гражданской войны, когда город переходил из рук в руки. Первый раз о приближающейся войне я узнал так: в 1918-м рыбачим с друзьями на Свияге – стоим по пояс в воде, ершей ловим – слышим «бум-бум-бум». Думаем: «Да кто это так ездит по мосту, гремит?». Оказалось – канонада, белые наступают. Потом уже каждый день гремело. Мы, мальчишки, к этому привыкли. Как-то раз сидели на крыше и смотрели, как в районе нынешней улицы Пушкарева стояли орудия и стреляли через Свиягу по пожарной каланче на нынешней улице Ленина (там был наблюдательный пункт «красных»). Один из снарядов упал во двор дома по улице Панской, стоящего прямо напротив нашего.
Когда белые отступали, они тоже стреляли по городу, теперь уже из-за Волги. Один снаряд попал в дом, стоящий на углу улицы Ленина и Комсомольского переулка – там теперь располагается вневедомственная охрана. На доме до сих пор видна эта «рана» – одно из окон разрушено и просто заложено кирпичной кладкой.
В городе бои не велись. «Белые» наступали – «красные» организованно отступали, «красные» наступали – «белые» организованно отступали… Ни у той, ни у другой стороны потерь почти не было.
В свое время много писали о «красном терроре» – расстреле «красными» контрреволюционеров. Ничего такого в нашем городе не было. Когда «красные» входили в город, вообще ничего не менялось. Опасно было, когда в Симбирск входили «белые». Они патрулировали город и могли расстрелять за то, что ты принадлежишь к рабочему сословию – например, идешь по улице в грязной куртке.

– Чем стал заниматься Ваш отец, когда пришли «красные»?

– Первое время заниматься частным бизнесом было нельзя, и он устроился работать в воинскую часть – шил. Но прожил не долго – в 1922-м умер…
В 1921-м в город пришел НЭП. До этого на прилавках было пусто, а тут в магазинах появилось все что угодно – одежда, продукты. Начали открываться лавочки. Все было точно так же, как сейчас. Занимались кто чем, в основном – перепродавали.
Отличие НЭПа от нынешнего дикого капитализма было в его человеческом лице. Коммерцией занимались благородные люди. Те же, кто вел бизнес и до революции. Они сохранили правила, традиции, они умели работать и просто все возродили…

– Что представлял собой центр города до революции?

– Центром всегда считалась улица Гончарова. Здесь располагались городская управа, государственный банк, почта и вся торговля. Первые этажи всех домов – сплошные магазины…
Через центр города, по территории нынешнего стадиона «Труд» и новостройки за «Кривым домом», в овраге, текла река Симбирка…
В дореволюционном Симбирске имелся всего лишь один памятник. На месте нынешнего памятника Гончарову на Венце стоял памятник Столыпину. Говорят, что даже постамент остался тот же. Второй памятник – Александру Второму – решили поставить перед самой революцией. Располагаться он должен был на пересечении улицы Гончарова с улицей Бебеля. Памятник был уже установлен, он был покрыт коробом и ждал открытия. Но началась революция, и памятник так и не открыли…

– Случались ли в Симбирске катаклизмы?

– 6 августа 1922-го года в Симбирске прошел такой сильный дождь, что в овраг смыло часть улицы Энгельса – и дома, и дворовые постройки, и булыжную мостовую.
В начале 1921-го в Симбирске начался страшный голод. Ели лебеду. Если детям еще помогали американцы – устраивали бесплатные детские столовые (кормили кукурузой и поили какао), раздавали одежду – то взрослым приходилось туго. А тут еще началась эпидемия тифа. Прямо на улицах лежали трупы. В основном в районе Дамбы, где, как и сейчас, располагался рынок. Люди приходили сюда в надежде найти пропитание и умирали… В тот год от тифа умерла моя бабушка.
– Чем Вы занимались в юности?
– После школы с 1925-го по 1930-й год я работал пионерским вожатым. В те годы пионерские организации состояли не при школах, а при профсоюзных организациях. Входили в них дети с 7 до 14 лет – в моей таковых было 59 человек… В 1997-м году умерла последняя пионерка из моего отряда. Ей было 80 лет…
По-моему, реорганизовав через несколько лет пионерскую организацию и придав ее школам, партия поступила очень неправильно. До того момента это было делом добровольным: хочешь – ходи, хочешь – нет. Глаза у ребят горели, все им было в радость: и труд, и спорт, и воспитание. В школе пионерия стала обязательной, стала хомутом, и это от нее детей отвратило…

– Что было самым страшным в довоенное время?

– Самое страшное время началось в 1937-м… Приходили, забирали. Знакомых, соседей… Товарищ мой работал преподавателем физкультуры в пединституте. Арестовали (было тогда в Ульяновске такое «дело преподавателей физкультуры»), через четыре месяца выпустили. А его коллег больше никто не видел… Среди моих знакомых были те, кто попал под «дело преподавателей военного искусства», «дело писателей». Никто из них не вернулся. Была всеобщая атмосфера страха…

– Как Вы относились к этим арестам?

– Как к беспределу. Потому что многих из тех, кого арестовывали, я знал лично. Я был абсолютно уверен, что они невиновны! Например, от репрессий пострадала семья моей жены. Ее отец, чтобы не идти в солдаты на Японскую войну, поступил в городовые. Была у него будка на тогдашней окраине города, в районе нынешнего Северного депо, в ней он и дежурил. В 1937-м его за это лишили избирательных прав, дети не могли учиться в школе (их оттуда повыгоняли), и он не мог нигде работать. Потом кое-как устроился сторожем.
Я через него тоже немного пострадал. Как это так – женат на дочери городового?! И кому какое дело, что умер он в 1931-м, а я женился в 1936-м?
Из газеты, в которой я работал фотокором, мне предложили уволиться. Уволился… Написал жалобу в ЦК… А в 1938-м вышло постановление партии «О перегибах», и меня на работе восстановили.

– Не пытались протестовать?

– Тут попротестуешь! Только голос подай… Не знаю почему, но каждый пытался бороться со своей бедой в одиночку. Обычная ситуация: идешь по улице, видишь какого-нибудь знакомого, хочешь с ним поздороваться, а он: «Ко мне не подходи. Я – враг народа!».

– Наверное, фотографией занимались с детства?

– Нет. Любимыми моими занятиями в детстве и юности были рисование и прыжки в воду. Прыгал с баржей, с вышек. В 1931-м я пошел на действительную службу – в 34-ю стрелковую дивизию под Самару. Когда однажды летом мы находились в Тоцких лагерях, там же проходили, как это тогда называлось, «соревнования высшего начсостава и их семей»… Как-то прыгаю я со своей 3-метровой вышки, а на водной станции сидит начальник штаба Приволжского военного округа. Подзывает меня: «Где родился?». – Я: «В Ульяновске». – Он: «Сразу видать, что волгарь!» На следующих соревнованиях меня попросили устроить перед офицерами показательные прыжки и за это наградили подарком – фотоаппаратом. С этого все и началось.
В армии я служил два срока: с 1931-го по 1933-й – в Самаре, а потом еще и сверхсрочную – на Дальнем Востоке, в Биробиджане. Потом предлагали работу в Хабаровске, во Владивостоке, но я отказался. Только домой!
Когда в 1935-м вернулся из армии, пошел работать на завод имени Володарского, занимался в драматическом коллективе при Доме Советской Армии. И тут один знакомый узнал, что у меня есть фотоаппарат. А это по тем временам была редкость! Пригласили меня в редакцию. Сделал я пробный снимок, понравилось. И с тех пор стал работать фотографом…
Газета тогда в Ульяновске была одна. Называлась она «Пролетарский путь». С образованием Ульяновской области в 1943-м году ее переименовали в «Ульяновскую правду».

– Какие события приходилось снимать в те годы?

– Рабочих и крестьян, сельское хозяйство и промышленность. Это было самое главное событие! Проводит колхоз проверку инвентаря к посевной – я еду снимать. Сдается новый цех – я еду снимать…

– Первых лиц снимали?

– А зачем?.. В ту пору фотографии руководителей области и города в газете помещались очень редко. Я удивляюсь современным газетам! Неужели нет простого народа?! В мое время газеты писали о народе, сейчас они превратились в отчеты руководителей. Что ни страница, то «первые лица»!

– Где Вы были, когда началась война?

– 21 июня в субботу я поехал в командировку в Ундоры. До подъема уровня Волги это была наша главная топливная база. Здесь было много шахт, которые добывали сланец. Побеседовал, сфотографировал женщину-шахтера. Это был мой последний довоенный снимок. Обратно возвращался в воскресенье утром. А брат жены работал в речном порту. Он мне и говорит: «Война!». – «Какая война?!». И тут как раз начали передавать речь Молотова…
23-го июня мне, тридцатитрехлетнему, прислали повестку: прибыть в военкомат в 12 часов дня. Сначала служил в Петрозаводске. По настоящему, с оружием в руках, довелось воевать совсем немного – под Тихвином, когда немцы пытались создать второе кольцо блокады вокруг Ленинграда. Потом получил офицерское звание и был назначен помощником начальника оперативного отдела дивизии по аэрофотослужбе и авиационной разведке. Освобождал Карелию, Советское Заполярье. Дошел до Северной Норвегии. Дослужился до капитана, имею орден «Красной Звезды» и орден «Отечественной войны»…
Победа меня застала дома – приехал на побывку. Жил я тогда на улице Ленина, рядом с немецкой кирхой. Как стали за окном шуметь, вышел на крыльцо в одних галифе и нательной рубахе. Меня подхватили и понесли вниз по Ленина! Как фронтовику – здесь стакан, там стакан…

– Что делали на «гражданке»?

– Устроился фотографом в «Ульяновскую правду» и работал здесь до 1963-го года. Потом до 1972-го руководил фотокиностудией во Дворце пионеров. Иногда ко мне одновременно ходили 40 девчат и 60 мальчишек! Я как поступал: лучшие фотографии увеличивал «24х30» и нес на постоянно действующую во Дворце пионеров выставку. Это ребятишек затрагивало, они старались выполнить работу еще лучше. В результате многие их фотографий выставлялись на ВДНХ!
Окончательно я бросил работу только в 1986-м. Имею трудовой стаж в 61 год…
Основная тема моих послевоенных фотографий – восстановление народного хозяйства и новостройки. Ведь тогда у нас не было ни автомобильного, ни приборостроительного завода, не было «Контактора», не было моторного завода. Снимал создание Куйбышевского водохранилища. А сельское хозяйство… Получали новые самоходные комбайны – событие! Берешь фотовспышку (11 килограмм!) и на выезд.
Было, правда, одно «но». Стройки народного хозяйства запрещалось снимать с высоты более двух метров. Боялись, что враг нанесет их на карту.
Всего с той поры у меня хранится около 1500 негативов. 60 из них отобрали для нашего «Музея фотографии».

– Какой период истории Ульяновска был, на Ваш взгляд, самым благополучным?

– 50-60-е годы. Тогда Ульяновск приобрел свои нынешние черты. Город рос. Там, где я сейчас живу (район кинотеатра «Современник»), раньше колосились поля совхоза «Родина Ильича», которые начинались от моторного завода…

– Кто из руководителей области запомнился Вам больше всего?

– Иван Николаевич Терентьев. Хороший был человек, простой, человечный. Никакого начальственного гонора в нем не было. Однажды пригласил меня и попросил снять нижнюю часть улицы Минаева, по которой прошли танки из новоприбывшей части. Разворотили всю дорогу. Он сказал, что ему нужен документ, который он хотел предъявить командующему Приволжского военного округа, чтобы тот дорогу восстановил.
Я наснимал, принес. Конечно же, бесплатно. Он посмотрел, понравилось. Потом привел меня к себе домой, накормил.

– Как Вы относитесь к современной истории Ульяновска?

– Так запустить город, как сейчас – это как же нужно было постараться! Говорить об этом даже не хочу!

– За кого сейчас голосуете?

– Коммунистом я никогда не был. В партию вступать не хотел. Считал, что подчиняться нужно начальству. А кланяться кому-то только за то, что он еще состоит в какой-то партии – это не для меня. Имел из-за этого даже конфликт в «Ульяновской правде» – там все были партийными и от меня требовали того же.
В современной истории за Зюганова и Ельцина я не голосовал. Сразу же понял, к чему приведет их политика. Такого грабежа, как тогда, никогда в истории России не было… Сейчас голосую за Путина. Кроме него никто народу не поможет.

– Вечный русский вопрос: «Что делать?»

– Есть такое выражение: «Любить свою родину». Я любил свою родину – город Ульяновск – я никогда ее и не покидал, не менял на более достопримечательные города, в которые меня звали.
Что делать? Нужно любить свою малую родину и все делать так, чтобы в ней и тебе, и всем другим людям жилось хорошо…

– Расскажите о своей семье…

– Моя супруга жива, вот только болеет часто – лежит. Сын работает главным конструктором на предприятии в городе Истра под Москвой, выпускающем метеорологические спутники. Есть внук и внучка, правнучка и двое правнуков. Внучка 3,5 года жила в Колумбии, сейчас в Аргентине, ее муж возит нашего посла. Все умеют фотографировать. Но по моим стопам никто не пошел.

– В чем секрет Вашего творческого долголетия?

–- В интересе к жизни. Сейчас я рисую, душу отвожу по 2-3 часа в день. Порисую, душа отходит – вроде бы день прожит не зря…

– Нравится ли Вам работа молодых фотографов в современных газетах?

– Плохо работают. Слишком статичные фотографии делают! Не вижу творчества. Настоящий фотокорреспондент должен искать сердцем. А сейчас все снимки на одно лицо. Словно бы одна фотография, только лица каждый раз разные. В наше время такая работа называлась халтурой.

Верите ли Вы в Бога?

– Нет… Но никого не призываю поступать как я. Вера в Бога – это право каждого. Что меня возмущает, так это наша церковь. В ней одна только «декорация». Так же, как в театре на спектакле – поставили картонную стену и пару бутафорских стульев и говорят, что это дом. Так же и здесь – позолотили купола и оклады на иконах и говорят, что здесь живет Бог…
Я не против религии, а против религиозной «декорации». Какие средства на нее уходят! Верить в Бога можно, но верить в «декорацию» – этого я не понимаю. Ходить в «декорацию» как в театр?

– Пришли ли к заключению, в чем заключается смысл жизни. Ради чего человеку жить.

– Растить себе смену – умную, добрую. Вот смысл жизни…
Смею надеяться, что я себе смену вырастил. Что занимавшиеся у меня в студии ребятишки стали не только хорошими фотографами, но и хорошими людьми. Что для своих ребятишек я был и наставником, и другом…
Детьми нужно обязательно заниматься! Потому что из них в этом возрасте можно вылепить все что угодно! И то, какими они станут, зависит только от нас – взрослых…

Читайте также интервью с альпинистом.

Тэги:
Справедливый телефон
Десятки тысяч людей остались без воды! СТ №357 от 4.12.2023
Все выпуски Справедливого телефона

Популярное