Сегодня вашему вниманию мы предлагаем интервью Андрея Безденежных с Михаилом Гершоновичем Матлиным за 2003 год из книги «Симбирский контекст″. Источник: сайт литературного клуба «Первая роса»

Андрей Безденежных

Справка:

51 год. Заведующий кафедрой литературы Ульяновского государственного педагогического университета (по состоянию на 2003 год – прим.портала). Кандидат филологических наук, доцент. Родился в Ульяновске, в самом его центре – на улице Федерации. Наверное, поэтому очень любит старый город. В 1974 году поступил учиться в педагогический институт, где работает до сего дня…

М.Г. Матлин

– Михаил Гершонович, про Ваши этнографические экспедиции по нашей области наслышаны люди далеко за пределами университета. Как все это началось и какую цель это преследовало?

– Когда я начинал учиться, никаких экспедиций не существовало. Никакой целенаправленной и системной работы по собиранию фольклора в нашей сельской местности не велось. Когда я только поступил в институт, на кафедру пришла работать Маина Павловна Чередникова. Она была моим учителем и ученицей самого выдающегося русского фольклориста Владимира Яковлевича Проппа. Вот именно она – одержимая собиранием фольклора – организовала в 1975 году первую нашу экспедицию. Тогда она состояла всего из нескольких человек. Я, как отслуживший армию, был «студенческим руководителем» одной из групп.

Целью первых экспедиций было обследование территории нашей области, так сказать, для выявления «фольклорных традиций народа» – песен, сказок, обрядов и прочего, о чем до того имелись только отрывочные и весьма скудные сведения.

– Какие районы вы исследовали?

– Начали с Теренгульского района, потом был Карсунский, Вешкаймский и пошло-поехало… На каждый район отводился один сезон (лето), в течении которого 2-3 группы по 15 человек проводили сбор материала. С 1978 года это стало обязательной практикой для студентов-филологов.
Через 15 лет такой деятельности мы полностью обследовали все Правобережье и занялись решением другой задачи – пять лет подряд исследовали фольклор в одном конкретном месте – селе Акшуат Барышского района…

– А почему Вы не были в Левобережье?

– Там параллельно с нами велось другое исследование – знаменитая московская Гнесинка собирала песенный фольклор. Так что мы просто «поделили сферы влияния».

– Что представляют собой ваши экспедиции в наше нелегкое время?

– Последние четыре года мы совместно с московскими Институтом этнологии и антропологии, Центром русского фольклора при министерстве культуры и Московской консерваторией занимаемся проектом «Духовная культура русских ульяновского Присурья» – исследуем фольклор нашей части бассейна Суры – это земли Инзенского, Сурского и Карсунского районов. Конечная цель проекта – издание этнодиалектного словаря.

– Кто финансирует этот проект?

– Есть такая федеральная целевая программа «Интеграция науки и высшей школы», имеющая статус Президентской. Наши московские коллеги уже издали подобные словари по материалам, собранным в Рязанской и Вологодской областях.

– Говорят, что песня – душа народа. А Вы вот уже почти тридцать лет эту душу исследуете… Так в чем же душа русского народа?

– …Душа, она и без песни видна. И двадцать лет назад, и сейчас мы очень легко заходим в дома к абсолютно незнакомым людям. Эти люди кормят нас, поят нас, относятся к нам как к родным, и изливают нам себя без остатка. В этом и есть душа русского народа…

– А в чем жизненная мудрость нашего народа?

– В пословице: «Семь раз отмерь, один – отрежь». И еще: «Не торопись, никогда не беги впереди поезда»…

– Отличается ли сельский житель доперестроечного периода и сельский житель периода «экономического спада»?

– Увы, да… Хотя его душа осталась прежней, его поведение изменилось. И не в лучшую сторону. До середины 90-х в селах мы почти не видели замков на дверях домов, в которых не было хозяев, особенно тех, где жили пожилые одинокие люди! Бабушка, например, могла, уходя на весь день из дома, просто подпереть дверь палкой, чтобы в дом не вошла скотина.

– То есть, люди стали жить богаче и начали прятать свое добро от других?

– Нет и нет! Наоборот – село стало жить беднее. Изменилось отношение сельчанина к жизни.
Раньше колхоз был не просто экономическим объединением людей, он был социальным, культурным объединением. Вся жизнь крестьянина «крутилась» вокруг колхоза. Люди жили вместе – вместе работали, вместе отдыхали, вместе праздновали и плакали. Нынешнее время пытается разрушить «общность» и насадить «индивидуализм». Закрытые двери – это признаки разрушения. Вот только признаков созидания пока не видно.

– Так может быть это нормальный процесс – переход к рыночным отношениям, к фермерству?

– Может быть, меня обвинят в «косности» взглядов, но с точки зрения опыта своего тридцатилетнего исследования традиционной духовной культуры русской деревни, могу с полной ответственностью заявить – фермерство на русской земле никогда не приживется!

– Но производился же как-то хлеб до революции, после революции были так называемые «кулаки»…

– По поводу «до революции» могу сказать, что тогда (как и поныне) основную массу товарного хлеба производили, если только мне не изменяет память, крупные хозяйства, а не отдельные крестьяне. Ну а те, кого после революции назвали «кулаками», также не были фермерами в западном смысле этого слова. «Кулаки» – это, в большей степени, миф, придуманный советской властью для того, чтобы отобрать последнее у более-менее зажиточных крестьян. В реальности «кулацкая» семья представляла собой семью, которой повезло – во-первых, ее глава вернулся с Первой мировой войны с целыми руками и ногами, а во-вторых, «нарожал» кучу работоспособных сыновей. И вот эта самая семья своим собственным горбом заработала то, что позже советская власть у нее отобрала, уничтожив или сослав самих «производителей».

Основаны мои подобные выводы не на литературе, а на встречах с сотнями людей, по которым прокатился железный каток раскулачивания. Все они были единодушны: «кулак» был выдуман советской пропагандой.

– Всевозможные фильмы, «романтизирующие» жизнь послевоенного села, – это тоже пропаганда?

– Отчасти – да. Но только отчасти… В 60-70-х годах село действительно пережило очень серьезный подъем. Связано это было с механизацией, с тем, что тяжелый труд крестьянина серьезно облегчили машины. Плюс к этому, тогдашний сельчанин – умеющий работать профессионал – мог стать обеспеченным человеком. Колхозники получали очень хорошие деньги. За уборочную страду они могли заработать даже на автомобиль. Плюс к этому, в результате большого внимания государства (и пропаганды в том числе), сельскохозяйственные профессии считались очень престижными. Колхозника уважали. Колхозник гордился своим делом и своим вкладом в жизнь страны.

– В чем причина нынешнего развала сельского хозяйства?

– В изменении отношения к селу. Нынешнее село умирает… Дело в том, что труд всегда был, наверное, самой священной вещью для сельчанина. Труд был мерилом всего – материального достатка, культуры, счастья и несчастья, в конце концов. Сейчас эта священная для сельчанина вещь опущена до самого низкого уровня… Сейчас сельчанин может очень хорошо трудиться, но не будет иметь не то что уважения государства, но даже достойной оплаты своего труда! Это страшно, но в середине 90-х единственными деньгами на селе были пенсии стариков! Нынешние зарплаты селян в полторы тысячи рублей (да и такую мало кто получает в реальности) назвать зарплатой язык не поворачивается!

После того как изменилось отношение нашего государства к труду, изменилось абсолютно все! Сейчас труд не ценится – и ничего не ценится! Профессионалы своего дела – мастера сельских профессий – стали никому не нужны. И те крохи, которые зарабатывают сейчас, они просто пропивают от безысходности.

Поверьте мне, нынешнее село – это очень страшно. Это беспрецедентное пьянство. Это – безмерно разросшиеся деревенские кладбища, огромное количество свежих могил на которых – могилы еще молодых людей, отравившихся самопальной водкой.

– Но говорят, что на селе пили всегда.

– Так, как пьют сейчас, на моей памяти не пили никогда. Пьянство выросло не в разы, а в десятки раз!
До самых последних лет на селе еще существовали старые русские традиции, основанные, в том числе, и на уважении к старшим. За то, что парень доармейского возраста появлялся на людях пьяным, родители ему могли и голову отвернуть. Да, русские люди могли хорошо выпить! Но пили только по праздникам. В остальное же время они «поклонялись» другому «богу» – труду! На сенокос и во время уборочной на улицах сел почти не было пьяных. Более того, в такую пору в магазинах даже не продавали спиртного! И позволить себе появиться на улице пьяным, когда остальные работали в поте лица, могли только самые законченные маргиналы. Сейчас на селе многие пьют – независимо от возраста и времени года.
Повторюсь, я не знаю, кому и зачем это было нужно, но разрушив святыню сельчанина – труд, в России полностью разрушили село.

– Мы не ответили на вопрос: почему на Руси не способно прижиться фермерство?

– Есть такое понятие – семейно-родовые отношения. На одном их полюсе находится Азия – там ты вне этой общности никто. На другом полюсе – США и Европа, там человек – индивидуум, и семейно-родовые связи для него не имеют почти никакого значения. Россия, на мой взгляд, – это золотая середина. Родовые отношения и в городе, и, особенно, на селе очень и очень сильны. А если учесть то, что все жители одного села, в принципе, состоят в родстве друг с другом… Крестьянин психологически не может и никогда, наверное, не сможет нанять на работу своего родственника! Ведь этим он пойдет против той семейно-родовой общности, о которой я сказал, против веками сложившейся морали. Он вряд ли просто сможет жить в этом селе дальше! Потому что отношение соседей к нему изменится. Все будут думать: «Вот такая-сякая сволочь! Нет у него ничего святого! Даже родного брата заставил на себя батрачить!»
Да, российское село приемлет «директора» – самого умного или ловкого из рода, но не приемлет «хозяина» – который, став хозяином, автоматически станет чужаком.

– Значит, никакие рыночные отношения уже не способны поднять российское село из разрухи?

– Никакой рынок этого не сделает. Изменить что-то способно только государство, вновь обратив свое внимание на сельского производителя. Но и в этом случае то, что было разрушено за десять лет, придется восстанавливать десятки лет. Почему? С одной стороны, на селе почти не осталось грамотных молодых специалистов. Родители своими руками «выдавили» их в город – на поиски лучшей доли. А с другой – все меньше остается мастеров хлеборобного труда, которые могли бы передать многовековой опыт народа следующим поколениям. В результате разрушается трудовая мораль, этика, исчезает преемственности поколений. Сейчас мы просто падаем в пропасть.

Страшно, но Россия сейчас чуть ли не единственная страна в мире, где существует такое отношение к селу. Государственная поддержка сельхозпроизводителя есть практически во всех странах кроме нашей.

– А, в итоге, не схватятся ли крестьяне от такой жизни за вилы?

– Убежден, что нет. Весь протест в России идет из города. У нас нет силы, которая бы объединила крестьян, некоего профсоюза, который бы направил недовольство сельского жителя на борьбу за отстаивание своих прав. Ныне крестьянин протестует тем, что просто не работает и «глушит» водку.

– Как, по-вашему, почему государство позволило довести село до такого состояния?

– В десятках научных трудов доказано, что вся экономика бывшего СССР держалась на нефти и газе. После развала страны практически все месторождения этих ископаемых остались на территории России. А теперь вопрос: почему нефтедоллары могли обеспечить существование СССР как великой державы и не могут обеспечить достойного существование одной только России?

Здесь либо – неумение руководить, либо – чей-то злой умысел. Наше государство или не хочет, или не может выполнять свои функции, из которых наиглавнейшая – заботиться о своих гражданах. У нас даже экономические решения обосновываются чем угодно, только не улучшением благосостояния людей…

– И сказывается это не только на селе, но и на бюджетниках, к которым принадлежите и Вы?

– Конечно! Раньше на зарплату доцента (320 рублей) можно было спокойно содержать семью. Сейчас зарплата доцента составляет 2600 рублей. И как это называется?!

И это при том, что российское образование не уступает и даже превосходит западное, при том, что многие наши преподаватели работают более продуктивно и творчески, чем на западе. Но получаем-то мы гроши!

Как можно уважать государство, которое не способно достойно оценить труд человека, которого оно же наняло на работу, труд бюджетника – преподавателя, врача, милиционера, военнослужащего? Поэтому я говорю себе так: сейчас у власти в России находится не мое правительство и не мой президент.

– Ульяновск часто называют «спящим» городом, говорят, что у нас процветает «обломовщина», и от этого идут все наши беды. Так это или нет?

– С тем, что наши люди чем-то выделяются среди жителей прочих провинциальных городов, я не согласен. А вот то, что в Ульяновске очень низок «культурный уровень» – правда. Как ни странно, причина этого в нашем великом земляке – Владимире Ильиче Ленине. Вернее, не в нем, а в процессах, сопровождавших обожествление его имени.

Во-первых, в канун столетия Ленина был разрушен весь старый центр нашего города – красивейшие и самобытные улицы, здания. Создание Мемориальной зоны повлекло за собой разрушение векового духа города. А это, смею вас заверить, не пустой звук. Это – наличие или отсутствие духа, ауры какого-то места – оказывает очень сильное влияние на живущих в этом месте людей. И, во-вторых, в силу того, что мы родина Ленина, на нашей земле развивалось только то, что было связано с его именем. Остальная культура (выставочные залы, театры, музеи) так и осталась в зачаточном состоянии. За все годы, что я живу в Ульяновске, здесь произошло только одно по-настоящему крупное культурное событие – появление у нас симфонического оркестра, созданного Эдуардом Серовым. Тогда в культурной жизни действительно состоялся подъем – появилось много талантливой молодежи – музыканты, актеры, художники, которые несмотря ни на что осуществляли очень интересные и оригинальные проекты. Но Серов уехал, и постепенно все это прекратилось…

Эдуард Афанасьевич Серов. В 1968—1977 гг. первый главный дирижёр симфонического оркестра Ульяновской филармонии.

Как результат всего этого – ныне в городе нет объединения культурной элиты – того «духовного ядра», которое могло бы влиять на происходящие у нас процессы – прежде всего, культурные, но и политические, а возможно, даже и экономические. В результате, общественное мнение у нас формируется не на основе «вечных» духовных ценностей, а на основе сиюминутных поветрий, провоцируемых теми же газетами…

– Давайте вернемся к душе нашего народа… В чем, по вашему, корень того, что, несмотря на все «вялотекущие» напасти, в момент появления внешней угрозы наш народ способен в решительный момент сплотиться и дать отпор любому агрессору?

– Причина в том, что, не смотря ни на что, мы чувствуем себя великим народом. Мы знаем, что мы – великий народ, именно это показывает нам наше прошлое, наша история. И этой памяти у нас уже не отнять…

– У каждого в жизни своя правда. В чем Ваша?

– В честном труде…

– Каким жизненным опытом Вы хотели бы поделиться с людьми?

– Нужно всегда говорить другому правду. Конечно, если эта правда его не убивает.

– Чего Вам не хватает в жизни?

– В моем возрасте ответ прост – времени для жизни. Ну и еще, пожалуй, удачи. Как говорится: «Все что мы можем – сделаем сами. Все что не можем – может дать только удача».

– Я знаю, что Ваша жена была председателем Ульяновского отделения Союза писателей России.

– Да. Четыре года она проработала в этой должности. Сейчас она безработная. Знаете, нет ничего смешнее этого слова, употребляемого по отношению к ней. Как можно назвать безработным поэта, по десять часов в день просиживающего за письменным столом и пишущего стихи?! Но тем не менее…

– Верующий ли Вы?

– В церковь не хожу, но отношусь к этому институту с огромным уважением. Считаю, что церковь сыграла огромную роль в жизни России. Ее есть за что уважать.
Ну а моя личная вера… Без веры нет ни одного человека. Она живет в каждом, даже если человек этого еще не осознает.

– Что для Вас Ульяновск, Ульяновская область?

– Это – родина, это – самое главное, что есть у меня. И я свою родину очень люблю. За жизнь побывал в разных местах, но меня всегда тянуло обратно. Красота нашей земли в гармоничном соединении различных ландшафтов – леса и степи, степи и воды. Она сформировала мою душу, и душа без нее уже не может существовать.

– Не было ли мысли уехать из города, из страны в поисках лучшей доли?

– Я, наверное, мог бы уехать на пару лет – поработать, но обязательно бы вернулся. Здесь у меня и друзья, без которых я не представляю свою жизнь, и старики, о которых нужно заботиться, и любимая работа, на которой, как я считаю, я смогу еще что-то сделать.

Впечатления от встречи:

Зима в педагогическом университете – это страшно! Сидеть два часа в выстуженной аудитории, с трудом попадая зубом на зуб. А преподаватели находятся в таких условиях по 6-8 часов и еще и получают нищенскую зарплату. Теперь я понимаю, почему университеты всегда считались центрами русской бузы и всяческих «революций». Нет, не из деревни начнется пресловутый «русский бунт», а именно отсюда!

В следующую пятницу, 7 ноября, читайте интервью с человеком, который был экспертом представителя Президента РФ по Ульяновской области в середине 90-х годов прошлого века.