Она водила машины под бомбёжками, жила в землянках, тонула в реке и спасла от смерти своего будущего мужа. В канун Дня Победы корреспондент «Молодёжки» встретился с ульяновским ветераном Великой Отечественной войны — 95-летней Назией Ядыгаровой.

Признаться честно, на интервью мы шли немного с опаской, ведь нашей героине уже 95 лет. Может, здоровье подводит?

Но сомнения быстро развеялись, когда Назия Камелетдиновна открыла нам дверь. Подвижная, всё делает в доме сама.

К нашему визиту хозяйка приоделась и даже накрыла на стол. Спрашивается, зачем лишние хлопоты?

— Как это не накрыть стол? Вы же мои гости, я так не могу, — ответила она.

«Крепче за баранку держись…»

На фронте Назия была шофером. Все удивлялись, как 19-летняя невысокая девушка управляла огромными тяжёлыми машинами.

— Я была тогда как пацанка, худая, но боевая, — сказала фронтовичка. — Помню, как началась война, я тогда только окончила ульяновское педучилище. В тот день был выпускной. Четыре часа дня, мы сидели и пили ситро, на столе картошка, хлеб. Прибежал однокурсник и кричал: «Включайте радио». Как раз выступал Молотов. Так мы и узнали, что Германия напала на СССР. Мне шёл тогда 18-й год. Но на фронт я не сразу попала. Сначала по распределению меня направили работать учительницей в Буинский район Татарстана. Мужчин-учителей всех забрали на фронт, а учить детей надо было кому-то. Мне дали 5, 6 и 7 классы. С ними мы даже осенью ездили под Казань рыть окопы. Тяжело было.

– А как попали на фронт?

– В 42-м. В апреле меня вызвали в военкомат и сказали: пошлём на фронт. А я же комсомолка была. Как отказаться? Ответила: «Есть!» Вечером за мной пришёл замвоенкома, и мы на лошади добрались до Ульяновска. Оттуда ехали на поезде до Москвы. Ой! Я таких домов, как там, не видела сроду. В небе дирижабли, темно на улице. Оттуда меня направили в Наро-Фоминск. Пока ехали на поезде, попали под бомбежку. Я так испугалась, всю трясло. А офицер сказал: «Не бойся, отбомбит и улетит». Приехали в Наро-Фоминск, а весь город разрушен. Одни трубы от домов торчат. И вижу: какая-то женщина на печке чай кипятит, а я так пить захотела. Подошла, попросила кипятка и за это ей хлеба дала. Она так обрадовалась этому. Так благодарила, до сих пор помню.

Потом ещё 6 км шли пешком до села Ермолино, там штаб стоял. Офицер увидел меня и спросил, что за детский сад тут. Дали мне гимнастёрку 54-го размера, а я ношу 46-й. Ботинки 45 размера и галифе мужское с портянками. И отправили учиться на шофёра. По окончании курсов меня определили в авиаполк 1-ой воздушной армии в 644 батальон обслуживания аэродрома. Первая моя машина была «полуторка». Только села за руль — приказ ехать на арсенал за боеприпасами для самолетов.

Нас часто бомбили. Тогда страшные бои шли под Смоленском. Потом я ездила на бензозаправщике — заправляла самолеты бензином.

– Как вы не боялись?

– Страшно было, боялась всегда. Но ехала. Ведь тогда за одну ошибку сажали на гауптвахту. Как-то в 43-м нас бомбили по четыре раза в день. Тогда прилетели американские и английские самолеты. Началась бомбежка. Немцы всё разбомбили. Рядом стоял мой бензозаправщик и тоже взорвался. Моторист-англичанин лишь успел меня толкнуть в яму. Так я чудом осталась жива, а он погиб.

– Какой случай больше всего запомнился за годы войны?

– Однажды под Смоленском ехала по гористой местности. Вдруг у машины отказали тормоза. Впереди бревенчатый мост. Ну, думаю, проскачу. Только въехала на мост, а он рассыпался, и я на машине провалилась в речку. Очнулась через 10 дней в госпитале. Кто меня спас? Где машина? Ничего не знаю. Даже имени своего не помнила. У меня было сотрясение мозга, сломаны плечо, рука, ребра. Полтора месяца лежала в госпитале.  

«Спали на земле и на снегу»

– Как кормили на войне?

– 150 грамм хлеба и баланда — две свеколки и картошка не чищенная. Вся еда. Мяса и хлеба не видели. В основном ели перловку.

– Где приходилось жить?

– В землянке. Деревню освободим и давай копать. Всё сами. Как-то стояли в Калужской области, ветер поднялся. Октябрь, холодно. А там лес. Притащила я четыре бревна, нашла доски, гвозди и сделала себе будку. Но в землянке, когда костер горит, было нормально. Спали на земле и даже на снегу. Простынь и наволочки редко давали. Соломы набьешь в них и спишь. Нет, сейчас молодёжь так не сможет.

– А баня-то хоть была?

– Ходили к деревенским. Я же всю Беларусь прошла. Кстати, в 2010 году Лукашенко мне медаль дал «За освобождение Беларуси». Везде нас встречали хорошо. Вот только есть было нечего. Помню, под Брестом стояли, женщина еле ходила, но принесла нам молодую картошку. Она такой вкусной показалась!

– Сто грамм давали?

– Зимой каждый день, иначе нельзя. Но у меня с собой две фляги спирта было. Мерзнешь, натрешь спиртом руки, ноги, тело, морозы-то иногда под 40 были. А сейчас минус 20 — и дети уже в школу не идут. Разве это холод? Помню, как-то поехала на задание, а было как раз 40 градусов, и мотор заглох. Аккумуляторов тогда не было, и вот кручу, не заводится. А я уже рук не чувствую. Кое-как завела. Палец один потом почернел, пришлось его ампутировать, так как начиналась гангрена.

– Война войной, ну, а праздники отмечали?

– Не было даже выходных. Ни Новый год не отмечали, ни дни рождения. Правда, приезжали артисты с концертами. Видела Шульженко. Да я и сама участвовала в конкурсе художественной самодеятельности. Заняла первое место. Я хорошо пела военные песни и танцевала «Цыганочку».

– А зарплату во время войны платили?

– Да вы что! Нет. Когда с фронта приехала в 45-м году, то поехала в деревню. Мама одна работала. Два брата-близнеца погибли под Сталинградом. Отец без рук пришёл. Она барана зарезала, и я его продала в Ульяновске. Вот на эти деньги потом и жила, пока на работу водителем не устроилась.

– Как узнали о победе?

– Мы были в Кенигсберге. Я стояла часовым у машин. Вдруг по радио сказали, что Германия капитулировала. А я такого слова даже не знала. Спросила комвзвода, что такое капитуляция. Он тоже не знал, но куда-то позвонил. Потом побежал ко мне, обнял и закричал: «Победа! Война закончилась!». Мы все так радовались. Выпили по 100 грамм. Пели, плясали.

«Спасла будущего мужа…»

– У вас супруг тоже фронтовиком был?

– Я его на фронте от смерти спасла. Это было в 43-м под Смоленском. Бои шли. Везу боеприпасы и вижу: двое ползут по полю в метрах 100-150. Оба в крови. Я подползла к ним. А у одного осколок на спине. Рубашку сняла, перевязала. Положила их на шинель, до машины кое-как дотащила и в госпиталь. Там его на носилки, а он схватил меня за руку и попросил: «Парень, оставь адрес, если живой буду, то найду тебя». Я сказала номер воинской части. И вот в 45-м в Кенигсберге получила от него три «треугольника». Он писал, что не знал, что я девушка. Благодарил. Потом я приехала в Ульяновск, и он встретил меня. Я его сначала не узнала, подумала ещё, какой страшненький мужик. А он сказал: «Я Хусаин. Ты меня спасла». Оказалось, что он меня искал. По иронии судьбы мы жили в одном бараке, но в разных концах. Он стал ходить ко мне, твердил, давай поженимся и всё. А я любила одного парня до войны. Он погиб 9 мая под Берлином. Для меня это был удар, и я не хотела замуж за другого. Но он добился своего, и в 46-м мы расписались. Троих детей родили. Сыну уже 60, а дочери 72. А муж умер в 68 году. Дочь только выдали замуж, и через 10 дней его не стало. Больше замуж я не выходила.

– Вы хорошо выглядите для своих лет. В чём секрет?

– А нет секрета. Просто каждый день делаю зарядку по 10 минут. И никакой диеты. Ем всё, что хочу. И, конечно же, пойду в ресторан, где соберутся на праздник все наши фронтовики. К сожалению, с каждым годом их всё меньше и меньше.

Записал Арсений КОРОЛЁВ.

Награждена орденом Отечественной войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и многими другими.